Памяти Святейшего Патриарха Алексия II
- Главная
- Новости
- Православные новости
- Памяти Святейшего Патриарха Алексия II
Своими воспоминаниями о почившем Первосвятителе делится руководитель Церковно-научного центра «Православная Энциклопедия» С. Л. Кравец. Интервью было дано 5 лет назад, но не утратило своей актуальности
Своими воспоминаниями о почившем Первосвятителе делится руководитель Церковно-научного центра «Православная Энциклопедия» С. Л. Кравец. Интервью было дано 5 лет назад, но не утратило своей актуальности. Оно дает возможность представить стиль работы и главное саму личность Святейшего Патриарха Алексия II, благодаря которому стал возможен проект «Православной энциклопедии».
— Сергей Леонидович, многие годы Вы работали под непосредственным руководством Патриарха Алексия II, которого, наверное, без преувеличения можно назвать основателем «Православной Энциклопедии». Когда Вы лично познакомились с Патриархом, при каких обстоятельствах это произошло?
— Это был 1992 год, именно тогда, у нас в издательском коллективе (а мы в то время были маленьким научным издательством Спасо-Преображенского Валаамского монастыря») родилась идея издать фундаментальный труд митрополита Макария (Булгакова) «История Русской Православной Церкви». Но мы хотели не просто переиздать эту работу, а издать ее с современными комментариями, с продолжением труда митрополита Макария, оборванного на середине XVII века,— вплоть до наших дней. То есть мы хотели положить в основу всей дальнейшей нашей церковно-исторической науки некий фундаментальный труд.
Собственно, начало 90-х годов — это было время, когда в церковно-историческую науку пришло, как очень много талантливых людей, так и очень много графоманов, которые считали, что здесь «непаханное поле», что история Церкви это такая «terra incognita», где можно фантазировать всё что угодно. При этом в нашей стране к этому времени существовала очень зрелая академическая историческая наука. Собственно, мы с самого начала думали, что на проект переиздания «Истории Русской Церкви» митрополита Макария мы пригласим ведущих академических учёных. Но было очевидно, что осуществить такое издание силами одного маленького издательства просто невозможно. Нужен был статус общецерковного проекта, и нужна была финансовая поддержка со стороны каких-нибудь светских структур.
Летом 1992 года я сначала встретился с епископом Истринским Арсением, викарием Патриарха Алексия, а потом уже вместе с ним с этой идеей пришёл к самому Патриарху. Это была наша первая встреча, и она произвела на меня очень сильное впечатление по трем причинам. Первое, что удивило, — это реакция Патриарха на незнакомого человека, и эта реакция была доверие. То есть он исходил из того, что пришли не для того, чтобы его обманывать, а для того чтобы сделать что-то полезное, и предлагают ему какую-то живую важную идею.
Второе, что меня поразило тогда, — это то, что Патриарх был настроен на то, чтобы поддерживать инициативу. Пришли люди из маленького издательства, принесли свои книжки, показали их и сказали: а вот теперь мы хотим «построить высотку» после этих «маленьких домиков». Но у нас на это нет ни сил, ни средств, есть только наш энтузиазм, и есть возможность пригласить ведущих учёных. И он эту инициативу поддержал, как поддерживал очень многие другие инициативы. И не просто сказал: «Вот вам моё благословение, идите, ищите и работайте», а сказал: «Хорошо, давайте делать вместе».
И третье, что приятно поразило меня при знакомстве со Святейшим: общаясь с ним, я как будто снова попал в университетский или академический мир. Сугубо учёно-образовательный проект, который мы предлагали, вызвал у него самый активный личный интерес. Он стал рассказывать, как он сам пользовался трудами митрополита Макария, как это ему помогало, в том числе, при написании диссертации. Он сказал, что было бы хорошо — сделать этот труд доступным для всех людей, кому этот труд был интересен и необходим. В общем, это был со стороны Патриарха Алексия ещё и глубокий личный энтузиазм человека, проявляющего интерес к церковно-исторической науке. Труд митрополита Макария был книгой, с которой он, действительно, прежде был хорошо знаком, поскольку занимался изучением истории Православия в Прибалтике. Он сравнивал данные из книги Макария с более поздними трудами, которые выходили в Тарту по археологии, по новым источникам. В общем, он хорошо понимал, что представляет собой труд митрополита Макария, знал о нем не понаслышке. Это было для меня достаточно неожиданно, но очень приятно.
После этого, моё общение с Патриархом Алексием стало достаточно регулярным, постепенно нарастая по частоте встреч. А когда речь зашла об издании «Православной Энциклопедии», сама тематика ее подразумевала, что очень многие вопросы нам необходимо обсуждать с ним лично.
— То есть Патриарх Алексий непосредственно сам занимался вопросами церковной истории как исследователь?
—Мне кажется, что Патриарх Алексий по своему складу потенциально мог бы стать хорошим историком, если бы служение иерарха Церкви не отнимало у него почти все время. Именно потому, что в нём не было желания подчинить реальность какой-то своей собственной теории или парадигме, что губит многих хороших историков. В нём было доверие к истории, и в нём было очень глубокое понимание того, что исторические процессы прошлого влияют на сегодняшнюю жизнь, иногда прямым образом, иногда косвенно.
Родившись в Эстонии, где он прослужил практически всю свою жизнь до Патриаршества, он, естественно, интересовался историей Церкви в этом крае. Но для него история была не тем, что существует само по себе. Через понимание событий прошлого он старался осмыслить происходящее в сегодняшней реальной жизни.
К такой точке зрения, такому самосознанию, которое характерно для профессионального историка, или лучше сказать — для человека, который может сделать историю своей профессией, примешивалось ещё одно свойство. Он был очень систематичен и очень аккуратен в собственных наблюдениях. Когда он стал архиереем в Эстонии, он на протяжении десятков лет ежегодно, систематически делал записи о том, сколько людей к нему подошло под помазание за всенощной в такой-то праздник, в такой-то церкви, сколько людей было в церкви, сколько около церкви стояло машин, автобусов, мотоциклов, велосипедов и даже подвод. Патриарх указывал в записях, на каком языке он служил (на церковно-славянском или эстонском), указывал, почему он служил на том или ином языке, пояснял, в каких приходах больше православных эстонцев, в каких русских и т.д. Всё это записывалось, очень точно, до одного человека. Казалось бы, зачем нужна такая статистика, да еще в советские годы, когда ее нельзя было афишировать? Но, когда эта статистика выстраивается за 30 лет, это даёт огромный исторический материал!
Поэтому, когда мы, публикуя его книгу «Православие в Эстонии» и вместе с ним продолжая эту книгу до более поздних времён, задумались об источниках, записи Патриарха оказались очень востребованным историческим материалом. Обычные сегодня доступные такие источники по новейшей церковной истории, как рапорты, донесения, доклады уполномоченных Совета по делам религий. Ими в основном и пользуются историки. Но в отношении Православной Церкви в Эстонии во 2-й половине ХХ века у нас есть ещё и этот уникальный источник — записи Патриарха Алексия. Причем, данные в этих записях и сведения из донесений уполномоченных часто принципиально расходятся. Конечно, уполномоченные часто скрывали неблагоприятные для них факты или вообще фантазировали.
Думаю, что имея эти два свойства — свойство доверия к истории и свойство понимания её необходимости для современной жизни, а также такую дотошность и скрупулёзность и трудолюбие, Патриарх Алексий мог бы стать профессиональным историком. Он сам много работал в архивах, сам подбирал материалы для своей диссертации, всё это давало возможность ему реализоваться как учёному. Но, к сожалению, жизнь не дала ему в полной мере проявить себя как историку. Он был невероятно загружен работой и как правящий архиерей, и как управляющий делами Московской Патриархии. В сущности, диссертация, которую он написал, стала возможна только по причине его инфаркта в середине 1970-х годов. Из-за этого ему пришлось взять некоторое время для лечения и отдыха. И в это самое время он смог, наконец, подготовить диссертацию в результате этого вынужденного отпуска.
— У него, действительно, не оставалось времени для занятия наукой?
— Его жизнь складывалась так, что количество обязательств всё время возрастало. Судите сами. Епископское рукоположение в 1961 году, потом буквально в течение 2-3лет, пройдя через должность заместителя председателя ОВЦС, он становится управляющим делами Московской Патриархии, сохраняя за собой Таллиннскую и Эстонскую епархию.
Он в течение многих и многих лет реально жил преимущественно в поезде Москва-Таллинн и Таллинн-Москва. У него время, когда он мог что-то сделать для себя, например, книжку почитать, было только в поезде. Потому что, как только у него заканчивалась ежедневная работа в Москве как у управляющего делами, он тут же ночным поездом уезжал в Таллинн, где его ждала епархия. В субботу и воскресенье он был там, вечером в воскресенье садился в поезд и возвращался к началу рабочей недели в Москву. И так много-много лет подряд при полной неустроенности жизни. Ведь он долгое время жил просто в гостинице. А так как в одной гостинице больше определённого срока жить было нельзя, он всё время переезжал из одной гостиницы в другую. Он говорил, что вещи, которые у него были, книги, например, он иногда годами не разбирал. На самом деле, у многих активных архиереев в те годы была похожая жизнь, когда почти не было никаких условий, но при этом всегда было очень много работы. Еще хорошо, что в целом Патриарх Алексий был очень крепким человеком и мог выдержать такую нагрузку в таких условиях. Хотя в итоге инфаркт все же его настиг.
При этом не стоит забывать, что такое управляющий делами Патриархии в 1960-е годы. Дело ведь не только в противостоянии с властью, которое было тогда уже как-то формализовано: письма в Совет по делам религий, звонки, переписка и т.д. — можно было одеть какую-то «психологическую броню», понимая, что когда ты приезжаешь в Совет, ты находишься на территории противника.
Но он говорил, что самой характерной чертой должности управляющего делами было то, что всё, что творилось тогда в Церкви плохого, тяжёлого, обидного, — всё текло к нему. Например, приходили люди, которые рассказывали о том, что им чинит местная власть, просили и даже требовали у него помощи. Собственно, это было для многих последнее прибежище — искать защиту в Патриархии, у Патриарха. Многие, видя, как Патриархи Алексий I или Пимен принимают участие в официальных приёмах, читая ЖМП, читая поздравительные телеграммы, которые Патриарх отправлял власти, читая поздравления Патриарху от власти, представляли себе, что главное — пробиться к Патриарху, в Патриархию, рассказать о своём горе, и там легко помогут, заступятся перед властью. Ограниченность инструментов помощи, которые были в руках Московской Патриархии в 60-70-е годы, часто на местах далеко не все себе представляли. Люди часто думали, что Патриарх «рядом с властью», стоит ему сказать, и власти не закроют храм, ему стоит только позвонить, и священнику восстановят регистрацию. На самом деле не было таких возможностей, и об этом приходилось каждый раз говорить. А люди всё шли и шли. Патриарх Алексий II вспоминал, что когда он утром приходил к себе в кабинет, к нему на прием уже сидела очередь из лишённых регистрации священников, и он должен был придумывать, как всем этим людям помочь. Он говорил, что это просто была работа на нервное истощение. И целыми днями, неделями, месяцами, годами — одно и тоже. Конечно, это была огромная психологическая нагрузка.
Но несмотря на все это, Патриарх Алексий сохранил редкую отзывчивость, он не очерствел по отношению к людям. Хотя вполне резонно было бы, ради спасения собственных нервов, просто внутренне закрыться и работать по принципу: «ты пришёл, рассказал, я тебя послушал, ты ушел, а дальше — это твои проблемы, и я про них забыл». Он действительно пытался всем помочь, писал письма в облисполкомы, пытался жаловаться на местных чиновников центральному начальству. И т.д. А ведь в то время творилось иногда такое, что просто не поддаётся объяснению. Например, Патриарх вспоминал случай, когда уполномоченный запрещал крестить детей школьного возраста без справки из пионерской организации.
— Как возникла идея издания «Православной Энциклопедии»? Какую роль сыграл в появлении этого грандиозного проекта Патриарх Алексий II?
— Осенью 1995 г. уже очевидно было, что начатый в 1993 г. проект издания «Истории Русской Православной Церкви» митрополита Макария будет благополучно завершён. Мы вышли на стабильный и систематический выпуск, до окончания издания оставалось полтора-два года. Последний том вышел в сентябре 1997 г. А между тем, вокруг этого проекта сложился на тот момент абсолютно уникальный коллектив, это были ведущие отечественные историки: Ярослав Николаевич Щапов, Борис Николаевич Флоря, Александр Васильевич Назаренко, Нина Васильевна Синицына, Анатолий Аркадьевич Турилов, архим. Макарий (Веретенников), игумен Андроник (Трубачев), прот. Владислав (Цыпин) и многие другие. И вот во время одной из бесед с Патриархом Алексием мы заговорили о будущем этого коллектива. Тогда и возникла идея православной богословской энциклопедии, которой прежде в полном виде никогда еще не было. То есть был опыт начала XX века — попытка профессора Глубоковского издать такую энциклопедию. Но он остался незавершенным.
Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что в тот момент, когда мы с Патриархом Алексием это обсуждали, ни он, ни я не представляли себе в полной мере, с чем мы связываемся, какого масштаба деятельность за этим последует, какие огромные силы для этого понадобятся. Так было по двум причинам. Во-первых, мы слишком высоко оценивали энциклопедию Глубоковского, думая, что мы сможем на неё опираться, как на некий исходный материал. Во-вторых, мы не представляли себе той огромной сферы научно-энциклопедической работы, которая нам предстоит, если мы всерьёз, привлекая лучших учёных, начинаем разрабатывать эту тематику. Это стало ясно позже, когда мы начали работать над словником.
Через полгода после той беседы, в 1996 г., на собрании Попечительского совета по изданию «Истории Русской Церкви» Патриарх Алексий впервые выступил с идеей «Православной Энциклопедии». Он сказал, что у нас имеется уникальный коллектив, имеющий большую работоспособность, который может издавать уникальные научные книги, получающие очень высокую оценку и в научном сообществе, и в Церкви. Патриарх сказал, что хотелось бы продолжить эту работу, поставив перед собой новую грандиозную задачу создания настоящей научной «Православной Энциклопедии». Он говорил настолько убедительно, что члены Попечительского совета эту идею поддержали.
Но потом наступил 1997 г. В этом году мы закончили работу над «Историей Русской Церкви» митрополита Макария. И вот тут в период с октября 1997 по март 1998 г. вдруг выяснилось, что многие из тех, кто обещал Патриарху поддержку проекта энциклопедии, решили от этого отказаться. Я помню очень сложный разговор с Патриархом Алексием в конце 1997 г. Я пришёл к нему и сказал: «Ваше Святейшество, у нас от издания «Истории Русской Церкви» остались какие-то средства. У нас сейчас маленькая редакция, которая не требует больших средств. Мы полностью расплатились с авторами и рецензентами. На эти оставшиеся деньги можем в течение 2-3 лет, ещё немножко сжавшись, спокойно заниматься научно-издательской деятельностью в каких-то небольшихх проектах. Но мы можем рискнуть всем и, имея небольшой запас денег, резко расширить редакцию, пригласив, помимо историков Русской Церкви, и специалистов по другим направлениям, чтобы начать работу над словником — основой энциклопедии».
Тогда Патриарх Алексий в ответ сформулировал свою мысль очень чётко: «Наверное, нельзя найти более неудачного времени, чтобы начинать эту работу, чем сегодня. Но, боюсь, что другого времени у нас больше не будет. Если мы сейчас не начнём работу, мы к этой идее не вернёмся ещё много лет. Сейчас есть главное, что нужно для нашей работы, — мы можем привлечь высококлассных учёных. Если мы сейчас этого не сделаем и распустим коллектив, то в следующий раз мы можем его уже не собрать». По сути, Патриарх Алексий взял ответственность за это решение на себя.
Начало 1998 года было для нас очень сложным. Наше издательство уже было переименовано в Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия». К нам пришло много новых людей. Мы провели конкурс, и к нам пришли выпускники МГУ, Свято-Тихоновского университета, РПИ св. Иоанна Богослова. Многие из них являются сегодня нашими ведущими научными редакторами, заведующими редакциями. А средства при этом таяли на глазах, и вся надежда была только на то, что Патриарх, приняв ответственность на себя, эту задачу как-то решит. Я только потом, после того как всё решилось, получил доступ к переписке Патриарха с президентом России по поводу нашей энциклопедии. С каким усилием, с какой методичностью в этих тяжёлых условиях добивался Патриарх Алексий от президента Ельцина положительного решения этого вопроса!
А дальше была такая история: в конце февраля 1998 г. мы поняли, что у нас осталось средств на одну зарплату, которую мы должны были выдать 5 марта. Больше у нас не оставалось никаких средств. Но 3 марта 1998 г. вышло распоряжение президента Ельцина об издании «Православной Энциклопедии».
Так что началом реализации проекта «Православная Энциклопедия» мы полностью обязаны настойчивости и вере Патриарха Алексия в то, что это крайне нужное и важное дело, и что другого времени для его воплощения в жизнь просто не будет. Так что «Православная Энциклопедия» — это, по сути, его «дитя».
— Патриарх Алексий был главным редактором «Православной Энциклопедии». Это была почетная должность, дань уважения Предстоятелю? Или же он как редактор реально участвовал в работе над энциклопедией?
— Его участие в редакционной работе было самым непосредственным. И определялось оно тремя направлениями. Первое — это принятие определяющих решений по составу словника. Та энциклопедия, которая выходит сегодня, во многом определена его решением. Это были несколько принципиальных моментов, которые расширяли словник на тысячи статей. Прежде всего, это включение отдельными статьями всех наших новомучеников ХХ века. После канонизации на Архиерейском Соборе 2000 г. у нас пошли тысячи статей о новомучениках. Второе ключевое решение Патриарха касалось включения в словник всех святых неразделённой Церкви, независимо от того жили они на Востоке или на Западе, входят ли они в православные святцы, или сохранились только в католическом месяцеслове, или вообще не сохранились ни там, ни там. Это решение дало нам ещё тысячи статей. Интересно, что многие из этих святых уже полностью забыты на Западе. Когда мы представляли нашу энциклопедию в Ватикане, нам сказали, что многих из этих святых католики перестали помнить. Так что энциклопедия открывает их заново. Третье важнейшее решение — включение в энциклопедию огромных пластов так называемого контекстного знания. Это философия, история, литература, искусство, основы иных конфессий. То есть речь идёт о том, что мы представляем не только православный, но и другие миры, с которыми мы входим в религиозное взаимодействие. Это католический мир, протестантский мир, мир других исповеданий. Это тоже способствовало резкому расширению объёма энциклопедии. Патриарх Алексий считал, что этот проект нужно осуществлять сейчас, и мы не сможем его повторить ещё, по крайней мере, 100 лет. Мы должны заложить основу для фундаментальной церковной науки этим проектом на многие годы вперёд. Таким образом, именно Патриарх Алексий II определил масштабы и сферу охвата энциклопедии.
Второе, что сделал Патриарх Алексий,— это принципиальное решение о том, как мы делаем статьи энциклопедии о ныне здравствующих персонах и вообще о тех темах, которые могут вызвать споры. Мы сталкивались со случаями, когда современные персоналии нашей энциклопедии просили не писать что-то в статьях о них. Иногда были и национально-региональные обращения о том, чтобы что-то замолчать в наших статьях. В таких случаях Патриарх Алексий принимал решения всегда в одном направлении: энциклопедия пишется о том, что было, объективно. Например, была довольно жёсткая ситуация в статье о бывшем митрополите Филарете Денисенко, ставшем главой раскола на Украине. Патриарх тогда занял очень жёсткую позицию: писать только правду, какой бы горькой она не была.
И третье, что определил Патриарх Алексий, – характер подготовки особо сложных статей, охватывающих, например, область межцерковных отношений. Это, в частности, было связано со статьями об Александрийском и Антиохийском Патриархатах. У них между собой есть масса нерешённых вопросов. С особой силой сложности такого порядка проявились и при подготовке статьи о Грузинской Православной Церкви. У нас и грузинских историков традиционно сложились разные точки зрения на многие вопросы. Их трудно было согласовать между собой. В результате это была огромная работа, которую проделали не только учёные, но и два Патриарха — Алексий и Илия, которых связывали десятилетия давней дружбы и редкое взаимопонимание. Та статья, которая в итоге получилась, отразила и нашу точку зрения, и в то же время учитывала позицию грузинской стороны, будучи максимально объективной. Причем, все это происходило в один из самых тяжёлых периодов отношений между Россией и Грузией. На презентацию этого тома специальным рейсом (регулярное сообщение между нашими странами было отменено) прилетел Патриарх-Католикос Илия. Так что эта статья стала плодом совместных усилий двух Патриархов, двух людей, бесконечно уважающих друг друга и доверяющих друг другу.
— Сергей Леонидович, Вы принимали участие в подготовке ряда выставок предметов церковной старины из личной коллекции Патриарха. Что Вы можете рассказать о том, как это происходило?
— Прежде всего, скажу, что никакой коллекции не было. Патриарх Алексий II был абсолютно не материальный человек. У него были различные религиозные предметы, которые ему постоянно дарили, передавали по завещанию почившие архиереи. Что-то осталось из семейных реликвий. Но не было собрания. Были отдельные вещи. Он не был коллекционером по натуре, не был ни в какой мере стяжателем. Интереса у него к этому всему не было совершенно никакого. Выставки эти не были его инициативой. И сам Патриарх не принимал в их устроении практически никакого участия, отбирали экспонаты другие люди, наши сотрудники.
У него вообще не было интереса к вещам. Один раз он показал мне домашнюю фотографию начала 2000-х годов, на которой он был изображен в рубашке с надписью «Ленинград». То есть ей было уже более 20 лет, как минимум. Ему это было абсолютно всё равно: что дали, то он и надел. Он был чужд всякого вещизма.
На одном из юбилеев один из наших попечителей — руководитель крупного банка — решил сделать Патриарху Алексию подарок. Он подарил ему неразменную банковскую карту сроком на 2 года. Сколько с неё не трат, на ней всегда останется та же сумма денег. Так вот за эти два года Патриарх потратил с неё 25 с половиной долларов. Находясь на отдыхе, он 1 раз купил фотопленку и один раз купил 4 порции мороженого, угостив бывших с ним гостей.
— Вспоминаются ли Вам какие-то его слова, созвучные нашей нынешней жизни?
— Патриарх Алексий не был выдающимся оратором, он не был и острым на слово человеком, но он находил какие-то вполне простые и традиционные приёмы и слова, которые очень сильно действовали на окружающих, западали в душу.
Некоторые такие моменты я, действительно, часто вспоминаю. Например, когда одно из наших общецерковных учреждений буквально разваливалось на глазах и, казалось, что с ним уже ничего нельзя сделать, обсуждался вопрос о его ликвидации. Патриарх тогда сказал: «Я ничего закрывать не буду. Всё должно выжить или не выжить само». Прошло несколько лет, и учреждение, действительно, не только выжило, но и стало развиваться дальше.
Именно тогда мне пришла в голову мысль, что Патриарх Алексий в этом очень напоминает Кутузова из романа «Война и мир», который говорил: Я не принимаю решений, я ничего не инициирую. Я помогаю тому, что мне кажется разумным, и не помогаю тому, что мне кажется не разумным». Всё должно развиваться в какой-то степени из себя, изнутри, можно помочь, но нельзя придумывать за других и принуждать к чему-либо.
Другое яркое воспоминание связано с одним из разговоров с Патриархом Алексием. В беседе с ним я что-то говорил, видимо, с таким нажимом и энтузиазмом, что Патриарх мне сказал: «Подумай сам, ведь когда ты предстанешь перед судом Божьим, тебя же не будут спрашивать, сколько языков ты знал, защитил ли ты диссертацию, сколько издал энциклопедий. Тебя будут спрашивать об очень простых вещах, о которых нельзя забывать: ты мог помочь и не помог, ты мог прийти к кому-то с поддержкой и не пришёл. Речь пойдёт об этом». И это было очень отрезвляюще. Люди, связанные с наукой, часто приходят в такой, своего рода, образовательный экстаз, когда яркость ума, острота слова, глубина исследований становятся главными критериями оценки в жизни. Это одна из причин того, что мы часто не слышим друг друга. Люди из исследовательского мира часто не представляют, какими могут быть нравственные ограничения на научные исследования. Патриарх Алексий всегда имел в виду эту эсхатологическую перспективу. Он всегда жил в перспективе того, что скоро эта «командировка» закончится, и начнётся жизнь вечная.
Он очень не любил судить. Когда речь заходила о каких-то персоналиях энциклопедии, Патриарх Алексий говорил: «Пишите всё, что есть, но не берите на себя функцию судьи. Это очень тяжёлая, очень неблагодарная и полная огромного риска ошибки сфера». Он часто заступался за тех, кто вызывал нарекания, не потому что считал их невиновными, а просто считал, что это не его дело — судить, виноват человек или нет, но он должен ему помочь. Несомненно, были вещи, из-за которых он иногда сердился и негодовал. Обычно это было связано с ложью и хамством.
5 декабря 2018 г.
Источник: Седмица.RU