Реинкарнация. cвященник Андрей Дудченко

Вопросы, связанные с посмертным существованием, с незапамятных времен волновали человека. В разные времена, в различных культурах он находил и разнообразные ответы на них. Все религии человечества предлагают свои попытки решения этого важнейшего вопроса: что будет со мной после смерти? Буду ли я существовать вообще? А если буду, то каким окажется это новое существование? Ни один мыслящий человек не может обойтись без этих вопросов. И как одна из попыток решения проблемы, появляется идея реинкарнации (синонимы: сансара, метемпсихоз, перевоплощение). В настоящее время в мире довольно много людей разделяет эту доктрину. Так, согласно с анкетой «Ценности современности», 21% европейцев верит в перевоплощение [5, стр.3]. Этим они высказывают как бы свое внутреннее убеждение, что деяния человека на земле имеют такие результаты, которые не исчерпываются только земной жизнью, но несут последствия, выходящие за ее пределы. Идея реинкарнации также пытается объяснить вопиющее несоответствие нравственных достоинств людей и их судьбы; содержит она и надежду, что идеал, к которому человек хотя бы и стремился постоянно, вкладывая все свои силы, недостижим в земной жизни, и его исполнение должно осуществиться в будущем.

Первое упоминание о перевоплощении находится в Брихадараньяке (ІІІ, 2, 13; IV, 4, 5), среди индо-арьев это учение появилось в период, отделяющий Риг-Веду от ранних Упанишад (XIV-XV вв. до Р. Х.). Возможно, оно было заимствовано у доарийского населения Индии, где хранилось с первобытных времен. Косвенно это можно подтвердить тем, что в примитивных культах эта вера встречается гораздо чаще, чем среди исторических религий. Наиболее яркую форму перевоплощение имеет у австралийцев. На возникновение веры в перевоплощение, вероятно, повлияло сходство между потомками и предками, особенно поразительное иногда в третьем колене. В самом деле, рождение ребенка, во многом похожего на умершего деда, могло невольно привести к мысли о новом воплощении усопшего. Так, в Африке в племени Йоруба новорожденного встречали словами: «Ты вернулся!» [4, стр.191]. Источником возникновения этого верования также, возможно, был тотемизм — понятие о мистической связи племени с определенным животным-предком. В Австралии у некоторых кланов существовало представление, что их члены — воплощение тотемических предков. Первобытные люди имели острое чувство одухотворенности природы, но при этом плохо осознавали качественное различие между духом человека и психикой животного. Такое представление подогревало веру в перевоплощение и способствовало перенесению человеческого «я» в оболочку животного. Но и тотемизм, и анимизм — это все еще только зародыши реинкарнации.

В индийской среде доктрина реинкарнации настолько укоренилась в сознании, что стала его неотъемлемой чертой. Впервые учение о сансаре было сформулировано так: «Подобно тому как гусеница, достигнув одной травинки, взбирается на другую, сжимаясь, точно так же и этот атман, сбросив свое тело, изгоняет свое незнание, сжимаясь, начинает другое восхождение». То есть, атман переходит в новое тело и начинает новую жизнь в этом мире. «Мы,- учат брахманы,- души, вечно возвращающиеся на землю» [4, стр.70]. В ранних Упанишадах доктрина сансары излагается еще мифологически. «Все те, кто поистине уходит из этого мира, идут к луне. Благодаря их пранам набухает она и в первую половину месяца порождает их. Поистине луна — это врата небесного мира. Кто правильно отвечает ей, того отпускает она. А того, кто не отвечает, изливает она в этот мир в виде дождя. Тот возрождается в этом мире в облике льва, или в облике рыбы, или в облике человека, или в облике кого-либо другого, сообразно со своими поступками, сообразно со своими знаниями» [4, стр.72]. С течением времени сансара лишается мифической окраски и соединяется с учением о нравственном миропорядке. Если после смерти «я» человека обязательно растворится в океане Абсолюта, то не нарушается ли этим справедливость? Ведь каждый из людей по-своему проходит жизненный путь. Учитывая это, вера во всеобщее блаженство открывает дорогу аморализму. Брахманам пришлось использовать теорию реинкарнации; однако, учение сансары трудно было соединить с брахманизмом. Согласно авторам Упанишад, человек после смерти полностью сливается с мировым Атманом, его сознание исчезает. Личности больше не существует. После смертной черты остается один Атман, он же Брахман, который или по причине великой Игры, или в силу своего падения вновь «выплескивает» из себя бытие. В точном смысле слова перевоплощения «я» не происходит, в событиях участвует один Атман. Именно он входит в мир, дробясь на индивидуумы, чтобы в конце концов вернуться в первоначальное единство. Но проступки человека и его невежество не пройдут даром. Безличный и не отменяемый закон кармы вновь повергнет Атмана в новую жизнь, может, даже в теле животного. В таком учении о воздаянии нет никакой свободы духа и личной ответственности. Инкарнация Атмана не может рассматриваться как перевоплощение определенной личности. В космических циклах существует только одно действующее начало: Атман-Брахман. Здесь видно резкое отличие индуизма и христианства в понимании личности. Для христиан каждая личность, хоть и является не частью Абсолюта, но творением, обладает безусловной, исключительной ценностью. Это хорошо показано в притче Христа о Пастыре, ищущем одну пропавшую овцу (Мф. 18: 12). Для индуиста же личность сама по себе не имеет ценности в силу отождествления ее с Абсолютом. Даже само воплощение рассматривается как зло. Мир и человек, вышедшие из Брахмана, должны вернуться в породившее их Молчание. Истинная Мокша (спасение) для брахманиста — это свобода от желаний, свобода от мира, путь к ее достижению лежит через аскезу йоги. Достигшему совершенства становятся чужды любовь и ненависть, добро и зло. Он достиг спасения.

Сходно смотрит на реинкарнацию буддизм. Согласно его теории, личность человека — это не нечто определенное и целое, а всего лишь известное сочетание дхарм (дхарма — элементарная основа преходящего мира). Такая скандха (временное скопление дхарм, образующее личность) — обманчивое явление. Скандхи, как океанские течения, несутся в безначальном бытии, и закон кармы управляет их движением. Для личности здесь тоже не остается места. Поэтому в буддизме новую жизнь получает не личность, но элементы, из которых складывается жизнь. Однако, действия, произведенные сознанием, породят некоторые последствия; эти последствия будут создавать новые и т. д. Действует карма. Мое «я» исчезнет безвозвратно, последствия же моей жизни будут сказываться вечно. «Не какая-либо душа переходит из одного тела в другое или из одного мира в другой, а …один и тот же внеопытный комплекс дарм [= дхарм], проявляющийся в данное время как одна личность-иллюзия, после определенного промежутка времени проявляется в виде другой, третьей, четвертой и т. д. — до бесконечности. Следовательно, ничего, собственно, не перерождается, происходит не трансмиграция, а безначальная трансформация комплекса дарм, совершается перегруппировка элементов-субстратов, наподобие того, как в калейдоскопе те же частицы группируются в новые, более или менее похожие друг на друга фигуры»[4, 183]. Каждая человеческая жизнь имеет таинственную связь с предшествующей благодаря карме. Но здесь очевидно, что страдающий человек не может быть действительно виновным в грехе предшественника, он платит за чужие преступления. Получается так, что, уча о нелицемерном воздаянии, буддизм в то же время зачеркивает его. Исходя из взгляда на личность, буддизму логично было бы проповедовать самоубийство. Если мое самосознание после смерти полностью и навсегда исчезнет, то в смерти я нашел избавление от проклятого мира с его страданием. Пускай дальше пульсируют дхармы — меня нет, и больше мне ничего не нужно. О дальнейшей судьбе своих дхарм я никогда ничего не узнаю. Пускай кто-то другой будет нести последствия моих ошибок,- моя цель достигнута, я освобожден смертью. Но буддизм не проповедует самоубийство, наоборот, осуждает наложивших на себя руки. Это противоречие Будда никак не объяснил, ограничившись лишь намеками, умолчаниями и туманными фразами. Буддийское и индуистское учение о сансаре близки друг к другу. Ни там, ни здесь нет места для личности, существуют только «воплощения» некоего внеэмпирического целого (будь то Брахман-Атман или поток чистых дхарм). Эти теории нельзя согласовать с христианским подходом к личности. «Люби ближнего, как самого себя» здесь невозможно. Любить некому и некого. Только благодаря невежеству мы взаимодействуем с фиктивными целостностями, такими как «люди», «женщины», «вещи» и т. д., которых не существует.

«Воистину и тут, и там только имя и форма,

И нет ни живого существа, ни человека,

Пусты они и устроены, как марионетки;

Груда страданий, как куча дерева и соломы» [2, стр.405].

В философской системе буддизма нравственное чувство человека не может найти себе последовательного оправдания.

Теория многократного перевоплощения индивидуальной души, так популярная в современном обществе, исповедуется теософией. Причем если классические религии Индии стараются избавиться от проклятого колеса перевоплощений, то теософы с жаждой встречают его. В буддизме реинкарнация не ведет к спасению, нужно, наоборот, искать спасения от нее самой. Теософия пытается соединить сансару с эволюционной теорией. В реинкарнации она видит восхождение человеческого «я» на высшие ступени. «Бессмертная суть человека, проявляясь на низших планах вселенной, проходя через длинный ряд изменяющихся личностей, то мужских, то женских, развивает в себе — благодаря разнообразию приобретенных опытов — два ясно различимые вида добродетелей. Все добродетели более мужественные, более энергичные, как храбрость, смелость, развиваются во время мужских воплощений. Добродетели более мягкие, нежные и в то же время более глубокие и сильные — плод женских воплощений» [4, стр.14]. Своей популярности теософия обязана именно учению о перевоплощении. Свойственная человеку после грехопадения приземленность духа мешает ему представить реальность других измерений бытия; и потому реинкарнация привлекает многих, что таинственное посмертие становится в рамках теософской теории привычным и осязаемым. Тайны жизни в ней становятся якобы объяснимыми и понятными. «Мрак неизвестности рассеивается перед доктриной о многочисленных существованиях. Существа, которые отличаются от других своей интеллектуальной силой или добродетелями, более жили, более работали, приобрели более опыта, более глубокие свойства и познания» [4, стр.185]. Если реинкарнация действительно настолько универсальна, как заявляют теософы, то можно ожидать, что эту теорию исповедуют, пусть и с разной степенью приближения, основные религии мира. Для теософов это очень важно, ведь они претендуют на возвещение истины, содержащейся во всех религиях! Насколько же их уверения соответствуют действительности?

На самом деле теория перевоплощения находится далеко в ином положении. Религии Шумера, Египта, Вавилона, Хетты, Ассирии, Финикии, Ханаана, Ирана, Рима и Китая не знают о реинкарнации. Египет сохранил еще неолитические представления: мир мертвых для него надземный, это мир звезд, души становятся звездами. Сцены посмертного бытия в Пирамидах изображают кипучую деятельность, а не покой нирваны. Теософы в оправдание своей любимой теории ссылаются на Геродота, считавшего Египет родиной учения о перевоплощении. Но египтологи доказали, что Геродот неверно истолковал некоторые тексты. В 76-78 главах «Книги Мертвых» упоминается о том, что душа во время загробных странствий превращается в различных животных: барана, крокодила, ястреба. Но эти существа в глазах египтян были воплощениями богов, и воплощение в них людей — не инкарнация, а обожествление, вход в блаженную жизнь. Здесь никак нельзя видеть странствия души. Египтяне связывали бессмертную часть человека с его физическим телом — отсюда мумификация, статуэтки-двойники и особо тщательная забота о гробницах.

Греческая религия от жизни за гробом не ожидает ничего хорошего. Для богов — Олимп, для людей — Аид, «где мертвые только тени отшедших, лишенные чувства, безжизненно реют» (Одиссея, ХІ, 475-476) [1, стр.117-118]. Метемпсихоз появляется лишь как мотив у некоторых философов, но никогда не становится распространенным верованием. Около VI в. до Р. Х. в Греции возникает экстатический культ Диониса, где впервые ясно видна идея бессмертия души. Теософия орфической секты пользовалась духом и идеями дионисизма, и в ней уже принимается метемпсихоз. Орфизм развивался в учении Пифагора, которое поражает сходством с индийскими учениями. Пифагор, современник Будды, вспоминает, как и последний, свои прошлые жизни. Существуют легенды, согласно которым Пифагор побывал в Индии и оттуда заимствовал учение. Предположение о таком прямом заимствовании высказывалось нередко. Склонялся к метемпсихозу и Платон, несомненно под влиянием пифагорейской теософии. Но Аристотель уже отказался от этой идеи, и с тех пор она надолго исчезает из мышления греческих философов. В античном мире гипотеза о перевоплощении широкого распространения так и не получила, оставшись достоянием узких философских кругов.

Теософы пытались найти реинкарнацию и в религии древнего Израиля. Указания на нее они видели в нескольких местах. Так, Бог говорит пророку Иеремии: «Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (Иер. 1: 5). Но здесь вполне ясно видно, что речь идет не о перевоплощении, а о предвидении Бога: Он предназначил Иеремию к служению, еще когда тот не родился.

Далее, в псалме 89 сказано: «Ты возвращаешь человека в тление и говоришь: возвратитесь, сыны человеческие!» На самом деле эти слова перефразируют другое библейское изречение: «Ты прах, и в прах возвратишься» (Быт. 3: 19).

Напрасно видят указание на перевоплощение и в книге пророка Малахии: «Вот Я пошлю к вам Илию пророка перед наступлением дня Господня, великого и страшного» (Мал.4:5). Если прочитать Библию внимательнее, то можно заметить, что согласно Писанию, пророк Илия не умирал, но был взят живым на небо, и вера в это сохранялась в Израиле. Малахия возвещает о вторичном явлении пророка перед днем Суда.

Чтобы обосновать заявление о наличии теории реинкарнации в Евангелии, теософы приводят рассказ о слепорожденном. Ученики спросили Иисуса: «Кто согрешил: он или родители его?» (Ин.9:2). Если человек слеп от рождения — как он мог согрешить? Только в одном из предыдущих воплощений. Но нужно обратить внимание на ответ Христа: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». Иисус исцеляет больного. Это чудо, приведшее человека к вере и обнаружившее слепоту фарисеев, и было причиной рождения его слепым.

В арсенале теософов есть еще слова Христа о Иоанне Крестителе: «Если хотите принять, он есть Илия, которому должно придти» (Мф.11:14). Но опять таки, вспомним, что пророк Илия не умирал, согласно Библии. Потом, сам Иоанн отрицал свое тождество с Илией (Ин.1:21). Слова Христа имеют в виду то, что по пророчествам служение Мессии должно быть предварено появлением пророка Илии, призванного помазать Избавителя на служение. Книжники использовали этот аргумент против мессианского достоинства Иисуса. Поэтому Он и указывает на Иоанна как на исполнителя миссии Илии.

Больше в Евангелии нет ни одного места, которое может быть истолковано в пользу реинкарнации. Наоборот, Христос обращал внимание на единичный характер человеческой жизни (ср.: Лк.16:19). А в послании к Евреям говорится прямо: «Человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр. 9: 27).

Может быть, о метемпсихозе учили ранние христиане? Елена Рерих заявляет: «Доктрина о перевоплощении была отменена лишь в 553 году по Р. Х. на Втором Константинопольском Соборе» [3, стр.110]. Это — абсолютная ложь. Доктрины о перевоплощении в христианстве никогда не было, а на Втором Константинопольском (Пятом Вселенском) Соборе она даже не обсуждалась и не осуждалась. Были осуждены: идея предсуществования душ; идея получения тела душой как наказания; идея, согласно которой ангельские души могут переходить в человеческие тела и наоборот; идея о конечном исчезновении материи и всеобщем спасении [3, стр.111].

Идея метемпсихоза настолько чужда была внутренней жизни древней Церкви, что с ней даже не возникало необходимости серьезно бороться. Один из первых христианских богословов Афинагор (ІІ в.) вполне ясно выражает христианскую надежду: «Чтобы то же самое тело приняло ту же самую душу…» (О воскресении мертвых, 25) [1, стр.11]. Христиане всех времен верили в воскресение тех же самых тел, а не в перевоплощение. Св. Иустин Мученик (+166) до обращения в христианство был платоником. Обративший его старец развернул перед ним аргументы в пользу новой веры и сделал вывод: «Итак, души не переходят в другие тела… — Справедливо говоришь, сказал я» (Разговор с Трифоном Иудеем, 4) [1, стр.12]. У Татиана идея реинкарнации вызывает усмешку: «Смеюсь над бабьими сказками Ферепида, Пифагора, принявшего его мнение, и Платона, который был их подражателем» [1, стр.16]. Развернутая критика переселения душ встречается у Иринея Лионского и Тертуллиана. Остальные же церковные писатели считали, что эта идея далека от умов христиан.

Теософы любят приводить в пример также Оригена якобы для доказательства существования учения о метемпсихозе внутри Церкви. На самом же деле Ориген только высказывал предположение о предсуществовании души до рождения в небесных сферах, но никак не о перевоплощении. Это мнение он не считал догматом, но выдвигал как гипотезу. Против самого метемпсихоза Ориген высказывался довольно ясно (Против Цельса, ІІІ, 75, IV, 17) [4, стр.190].

Приверженцы теории реинкарнации приводят в свою пользу еще некоторые факты. Например, некоторые люди имеют способность «вспоминать» прошлые жизни. Но это можно объяснить тем, что они верили в перевоплощение. Юнг показал, что в глубинах подсознания скрыта «коллективная память» многих поколений. Ведущие напряженную духовную жизнь люди могут проникать в сферу этой памяти и истолковывать происходящее как воспоминания о «прошлых жизнях».

Теософы также утверждают, что реинкарнация придает эволюции «благой смысл». Перевоплощения открывают простор для реализации своих возможностей в течение многих жизней. Но если человечество «развивается» таким образом много тысяч лет, оно уже должно было бы взойти на гораздо большую высоту, чем мы имеем перед своими глазами. Трудно согласиться с тем, что существует такой прогресс. Даже «техническая революция» занимает ничтожно малый промежуток времени в мировой истории, к тому же примечательно, что она произошла не в тех регионах, где верят в перевоплощение. Почему бы не поверить в возвещаемую христианством возможность духовного развития за пределами жизни на этой земле? Не там ли именно должен открыться новый простор для совершенствования? «Популярное учение об одноплановом перевоплощении, в сущности, остается в этом времени, которое мыслится бесконечным и не знает выхода в вечность» [4, стр.193].

Реинкарнация со своим кармическим законом, «примиряющим» человека с любым страданием и несправедливостью, фактически лишает человека свободы и нравственной ответственности. Личность может сознавать, что несет последствия своих ошибок, или же причастность к грехам отцов по принципу «солидарности», но люди не могут отвечать за поступки существ, о которых ничего не знают. Человек превращается из свободной личности в слепую игрушку закона. Библия отвергает такой взгляд на судьбу человека и не разрешает видеть в страданиях только «кару» (пример — история Иова). Человек приходит в падший, «лежащий во зле» мир как активный участник борьбы добра и зла. Даже Божественный Промысел не парализует его свободы. В несовершенном мире призван свободно возрастать человек. «Промысл — не готовый заведенный механизм; он совершается творчески, из новизны свободы Божией, но также и из новизны маленькой человеческой свободы» [4, стр.194]. Свобода — поистине нелегкий дар, но без нее невозможно осуществление подлинного человека.

Еще один аргумент. Если признать верной доктрину реинкарнации, тогда нужно считать, что всякая любовь между людьми — не более чем мимолетное, преходящее явление. Даже такие глубокие связи, как мужа с женой, матери с ребенком, друга с другом, бесследно исчезли бы в последующих воплощениях. Христианство же, религия Любви, возвещает правду о том, что человек — это уникальная личность, любовь которой не является чем-то случайным и не имеющим ценности. Теория реинкарнации лишает любви и Самого Христа. Он не может прощать по любви — ведь будет нарушен закон кармы. Бог не имеет права дарить прощение. Но наш Бог-Любовь «и дела приемлет, и намерения приветствует» (свт. Иоанн Златоуст. Огласительное слово на Пасху). Христианская проповедь свободы Бога в прощении изгоняет страх перед кармой. Если же оккультисты не верят во Христа как Спасителя, то пускай остаются в своих страхах. Христиане же имеют право надеяться на будущее.

Источники:
1. Кураев А., диак. Раннее христианство и переселение душ. М., 1996.
2. Кураев А., диак. Сатанизм для интеллигенции. М., 1997.- Т. 1.
3. Там же.- Т. 2.
4. Мень А., прот. История религии. Т. 3: У врат молчания. М., 1992.
5. Реінкарнація. // Християнський вісник. Часопис Житомирського діоцезу РКЦ. 1996, №1.- Сс. 2-10.2.