Доклад для «Образовательных чтений». Куломзина С.С.

• Главная
• Библиотека
• Катехизация
• Доклад для «Образовательных чтений». Куломзина С.С.

С некоторым сомнением и смущением приступаю я к этому докладу. В моей глубокой старости у меня уже нет постоянного, живого участия в религиозно-педагогической работе, я не могу хорошо сознавать особенности сегодняшнего положения, сегодняшних запросов и проблем…

С некоторым сомнением и смущением приступаю я к этому докладу. В моей глубокой старости у меня уже нет постоянного, живого участия в религиозно-педагогической работе, я не могу хорошо сознавать особенности сегодняшнего положения, сегодняшних запросов и проблем.
Но есть и преимущество старости — долгий конкретный опыт жизни, то есть переживание на своем собственном опыте разных исторических периодов и совершенно различных эпох.
На самой себе я испытала, как было поставлено религиозное образование в дореволюционной России, знала православный быт и строй жизни, жила той совокупностью бытовых и церковных условий, которые мы склонны идеализировать сейчас. И я знаю, твердо знаю по собственному опыту, что настоящего церковного сознания, понимания богослужебной жизни, любви к Церкви это образование мне не дало. Религиозность моей православной матери оказала на меня глубокое влияние, но она была несколько окрашена англосаксонским религиозным духом, привитым ей любимой гувернанткой-англичанкой. И это было в то время очень обычное явление. Уроки же Закона Божия нашего законоучителя, заучивание молитв, экзамены, программы, отметки — это как-то не имело отношения к моему религиозному развитию. Мы ходили в церковь по воскресеньям, но понимание богослужения, смысла Божественной Литургии было очень ограниченным. Только Страстная Неделя переживалась нами, детьми, искренно и глубоко. К 14-ти годам я православия, по существу, не знала. Закон Божий надо было учить, получать отметки, держать экзамены, и так как предмет был не такой трудный, как математика, он казался и не таким важным.
В молодости за границей, как и многие другие в эмиграции, я испытала влияние тех замечательных православных мыслителей, богословов и философов, которые были высланы из России в 20-х годах. Для нас это был период вдохновения, период «открывания» для себя всей глубины Православия, как бы некое «обращение», переход от бытового благочестия к сознательной православной жизни.
И в этом духе мы с мужем во Франции строили нашу семью, воспитывали наших детей, старались воспитать их православными в инославном мире. Для нас наша маленькая семья, в трудное время войны, оккупации, была действительно «малой Церковью», и мы создавали какой-то уклад семейной и приходской жизни, какой-то быт, материально очень небогатый, в котором старались осуществлять православную церковность.
А здесь в России вы в это время проходили горнило воинствующего атеизма, преследования Церкви, и целые поколения чередовались, ничего не зная о религии, о православной вере. Но дух мученичества, думается мне, был сильнее всего, и в нем горела вера.
А потом для меня началась жизнь в Америке, и открылась широкая возможность трудиться в области религиозного образования детей в Американской Православной Церкви.
В 50-е годы Православная (бывшая Русская) Церковь в Америке переживала некий подъем после периода глубокого упадка. Это было связано с основанием Свято-Владимирской Духовной Академии, с переездом в Америку о. Георгия Флоровского, о. Александра Шмемана и о. Иоанна Мейендорфа. Началось и усиление религиозно-образовательной работы, в которой я имела счастье участвовать. 1 Буквально на пустом месте было написано и издано большое количество учебных пособий, от детского сада до последних классов средней школы, разработанных и продуманных, с методическими указаниями преподавателям.
Целое поколение молодых мирян и мирянок с воодушевлением отдавались преподаванию в воскресных школах при храмах. Все богослужения были переведены на английский язык. Расцветала богословская и духовная литература на английском языке, как в переводах, так и оригинальная. Казалось, наступает период духовного расцвета: все будут понимать все богослужения, все будут обучены основам православной веры.
И вот прошло еще тридцать лет, а духовного и богословского возрождения у нас в Америке нет. У нас много организаций, много комитетов, много департаментов, а семейная жизнь разваливается; молодежь увлекается совсем не церковными идеями; православной литературы, православного искусства не видно; душепопечительство невозможно найти; очагов духовного света, духовной жизни не видно. Разбросанность, одиночество, холод…
А здесь в России начинается период, когда возможно стало религиозное образование детей, когда каждый день открываются школы, в которых идет религиозное преподавание, семинарии, курсы для преподавателей… И это хорошо, это свято, это должно расти и развиваться, потому что нужда и голод так велики, что все наши усилия все-таки недостаточны. И из опыта моего долгого жизненного пути мне хочется поделиться с вами некоторыми основными мыслями и выводами, к которым я пришла.
1. Мне кажется, что, отдаваясь нашей воспитательной работе, делая все, что мы можем, мы должны все время сознавать, что в деле духовного роста детей, на пути жизни под Богом и приближения к Богу, мы никогда не можем механически обеспечить успех, прогресс. Если мы теряем смирение, если мы начинаем думать, что написанные нами книги, устроенные нами школы и курсы могут обеспечить наверняка сознательную христианскую жизнь отдельной человеческой души, создать церковную жизнь, мы этим самым подрываем истинное значение и ценность нашего труда.
Мне кажется, что первый принцип религиозно-педагогического труда — признавать его ограниченность. Мы можем давать детям знание о Боге, о христианской нравственности, о Церкви, но не в наших силах дать познание Бога, не нам подведомственен тот таинственный, благодатный процесс духовного роста, которым живет человек, которым он тянется к Богу, приближается к Богу или удаляется от Него. И мы должны это сознавать. Мы только сообщаем знание о Боге, но мы не даем познание Бога, и никакие программы, никакие пособия обеспечить этого духовного роста человеческой души не могут.
2. Во-вторых, все уроки Закона Божия, все воскресные школы, все программы, все обучение должны быть только входом в реальную религиозную жизнь — входом в Церковь, в церковную жизнь.
Из нашего американского опыта мы знаем, как нежелательна может быть замена участия детей в богослужебной жизни Церкви посещением воскресной школы. Дети ходят в воскресную школу, приобретают знания, но не приобретают ни опыта, ни понимания смысла духовной жизни Церкви — богослужения.
Можно допустить, что в случае маленьких детей, которым трудно, томительно и даже невозможно выстаивать долгие богослужения, имеет смысл заниматься с ними, соответственно их возрасту, в другом помещении и приводить в церковь к какому-то определенному моменту, постепенно воспитывая в них понимание и интерес к службе. Но всякое религиозное обучение должно быть введением в жизнь Церкви, а не заменой ее.
И тут перед нами стоит очень важная, очень существенная задача: в нашей богослужебной жизни надо найти место для участия детей. Ведь не можем же мы забывать урок, данный Господом Его ученикам — людям праведным, любящим Его. Когда ученики возбраняли детям окружать Иисуса, то есть мешать Ему проповедовать, Он вознегодовал и сказал: «Пустите детей приходить ко Мне и не возбраняйте им… И обняв их, возложил руки на них и благословил» (Лк. 18:15-17; Мф. 10:13-16). Он даже не рассказывал им ничего, но дал то, что им было доступно, — физическое соприкосновение.
Тексты богослужения составлены не для детей, и мы не можем ожидать и требовать, чтобы дети по-взрослому слушали, переживали эти святые слова. Но дети воспринимают то, что они могут воспринять активно, то, в чем они участвуют. Для младенцев и совсем маленьких детей может быть интересно чисто физическое восприятие церковных впечатлений — слухом, обонянием, зрением, ощущением, и в Православной Церкви детям доступно участие в Таинствах. Но когда дети подрастают, какое для них место в церкви?
Мы привыкли видеть мальчиков-прислужников, и мне кажется, что это необходимо использовать для религиозно-педагогической работы. Знавала я приходы, где священник допускал до двадцати пяти мальчиков своего прихода к прислуживанию (ставя их на клиросе), но, конечно, надо, чтобы либо сам священник, либо взрослый помощник его руководил прислужниками и воспитывал их. А девочки? Знавала я приходы, где устраивалось приходское «младшее сестричество» и девочки (в возрасте от 7 до 14 лет), в косынках, следили во время богослужения за свечами, стояли с кружкой, раздавали приходские листки, расписание богослужений, помогали убирать храм, продавали вербу и цветы при входе в церковь и т. д.
Бывали в некоторых приходах особые богослужения, например, детское говение. Особенно запомнилось мне детское говение, проведенное покойным отцом Александром Шмеманом с детьми церковной школы при Свято-Владимирской Семинарии. Девочки заранее испекли просфоры, все дети приготовили поминальные записки, разучили некоторые песнопения, приготовились к чтению Апостола. Никогда не забуду, как покойный отец Александр совершал Проскомидию перед Царскими Вратами, посередине храма, окруженный детьми, которые подавали ему свои записки, поминания, и знаю, какое глубокое впечатление это произвело на детей.
Как хорошо было бы, если бы священник иногда говорил проповедь специально для детей, обращаясь к детям. Но, конечно, нужно, чтобы священник умел обращаться к детям — без многословия, без сентиментальности.
Во всяком приходе можно устраивать для детей и праздники, и поездки, и посещение старческих домов с приготовленными подарками, и многое, многое можно придумать. Все это втягивает детей в активное участие в церковной жизни, учит их жить в церкви, и именно это жизненное участие может до известной степени восполнить то оскудение семейной бытовой жизни, которое так характерно для нашего времени.
3. А что же относительно самого преподавания Закона Божия, сообщения знаний о Боге, о нравственности, о Церкви? Цель сообщения этих знаний состоит в том, чтобы давать подходящую умственную пищу для духовного развития ребенка. Знания, которые мы сообщаем, должны быть такими, что они могут способствовать духовному росту ребенка. И вот тут очень важно сознавать, что преподаваемый нами материал не должен быть только отрывком какого-то общего комплекса знаний, который мы называем «Закон Божий» и который делится на части — «Ветхий Завет», «Новый Завет», «Богослужение», «Вероучение», «История Церкви». Закон Божий должен сообщать ребенку те познания, которые ему нужны на той ступени духовного и умственного развития, на которой он стоит. И пятилетнему ребенку нужно какое-то «вероучение», то есть какое-то представление о Боге, и ему нужно дать понятие о Христе любящем его, любимым им; о святых — не теоретически, а конкретно, чтобы святой стал привлекательным, близким, любимым им. А десятилетним детям это же нужно подавать уже иначе, на другом уровне, и вновь по-новому — пятнадцатилетнему подростку. Иначе говоря, составляя программу, следует определять ее содержание тем, что должен и может знать о Боге, о Церкви, о нравственности ребенок или подросток, стоящий на определенной ступени развития, а не рассматривать Закон Божий как некий комплекс знаний, который надо проходить по кусочкам, хронологически, один за другим.
В своей книге «Наша Церковь и наши дети», в приложении к ней, я попыталась наметить план такого распределения материала, руководствуясь характеристикой умственного развития детей, даваемой французским психологом Пиеже.
В тему моего сегодняшнего доклада не входит давать проект какой-нибудь конкретной программы религиозного образования, но я постараюсь коротко определить цели религиозного образования в различные периоды детства.
а) В младенчестве, в очень раннем детстве в верующей, религиозной семье ребенок усваивает понятие, что «Бог есть», — на том же уровне, как он узнает, что такое вода, огонь, холод, тепло, другие люди, животные, растения. Мать крестит ребенка, крестится сама, в доме он видит иконы, ему надевают крестик, его носят в церковь, причащают. Он слышит слова: «Слава Богу!», «Бог даст…» Но самое большое значение для его духовного, религиозного развития имеет другое, а именно: чувствует ли он вокруг себя любовь — любовь родителей друг к другу, любовь к себе, любовь к окружающим. И не так обездолен ребенок, не слышащий религиозных слов, не видящий религиозных предметов, как тот, который лишен опыта любви, опыта уверенности в любви к нему самому. Даже если родители ничего о религии не знают, но в семье царит атмосфера любви, доверия, добра, ребенок получает то, что ему всего важнее для его духовного развития. И слава Богу, если в жизненный опыт маленького ребенка входит опыт семейного уклада и порядка, понятий «можно» и «нельзя», «хорошо» и «плохо».
б) В самые ранние школьные годы преподавание должно быть очень конкретным и простым: не абстрактные понятия, а рассказы, простые и реалистические, про Иисуса Христа, некоторые рассказы из Ветхого Завета, в которых отражается участие Бога в жизни людей, понятия о Боге как о Благом Творце, о семье, о людях, живущих под Богом.
Первые понятия о церковной жизни связаны со зрительными, слуховыми и другими ощущениями ребенка: что он видит, слышит, делает в церкви. Ребенок любознателен и любит участвовать в жизни окружающих его взрослых, и если не требовать от него большего, чем он может дать (в смысле длительного внимания, неподвижности и т. д.), то посещение церкви может доставлять ему удовольствие. А наряду с усвоением внешнего поведения должно идти и постепенное раскрытие детям духовного и нравственного смысла внешнего благочестия на том интеллектуальном и душевном уровне, который им доступен. Им следует раскрывать понятия, что «добро» и что зло», что значит пожалеть кого-нибудь, что значит — уступить, помочь, выбрать между плохим и хорошим. И как много рассказов из Священного Писания и из житий святых, простых, понятных, интересных, позволяют сделать это!
в) В следующий период, годам к девяти — двенадцати, дети уже гораздо больше думают, рассуждают, сомневаются, сравнивают, делают выводы. И в этот период религиозное образование, преподавание Закона Божия должно развивать религиозное мышление ребенка, должно помогать ему думать, понимать. Да, нужно некоторые слова, молитвы заучивать наизусть, чтобы участвовать в общей церковной молитве, но это только подспорье, это не главное.
Очень назидательно обратиться к проповеди Христа, изложенной в Евангелии, с точки зрения педагогической методики. Иисус Христос очень часто излагал свое учение в притчах. Притча — понятный слушателям, интересный рассказ из самой жизни, но в ней есть особый, внутренний смысл, и от слушателя требуется творческий акт мысли, усилие, чтобы найти и понять этот внутренний смысл рассказа. Притчу нельзя просто выслушать или заучить — ее надо продумать. Меня всегда особенно поражали притчи о Царствии Божием (Лк. 13:18—21). В маленькой группе детей я показывала очень маленький камушек и зерно пшеницы и спрашивала детей, чем они похожи (маленькие, твердые, не двигаются и т. п.). А если положить их в воду и оставить, что случится с зерном, что случится с камушком? И уже от этого можно переходить к толкованию притчи. Надо вызывать активное мышление участников.
Мне кажется, что очень важно для подрастающих и развивающихся детей, чтобы преподавание Закона Божия не было изолировано от других областей познания. Способность мыслить, познавать мир, любознательность — все это часть человеческого мышления, заложенного в человека Богом. Религия — не отдельная запертая комната, она — смысл всей жизни, и не дай Бог нам закладывать в детей мысль, мнение, что религия — это в церкви, это молитва, которую надо выучить, а жизнь и все то, что мы думаем, переживаем, делаем, что нас волнует, что нас интересует, — это религии не касается. Преподаватель Закона Божия должен быть хорошо осведомлен в тех областях, которые открываются детям в школе и в жизни. Он должен помогать детям продумывать все знания с точки зрения их внутреннего смысла.
Конечно, надо давать знания, конкретные знания по Священному Писанию, истории Церкви, богослужению, церковному искусству, объяснять основы христианского опыта жизни. Без таких знаний беседа часто превращается в пустую болтовню. Но самая главная, самая важная цель религиозного образования — это пробуждать в детях способность мыслить, понимать, разбираться в предмете, способность полюбить известные ценности… Как я уже говорила, познание Бога мы дать не можем, но знания о Боге мы должны давать так, чтобы они могли питать духовную жизнь подрастающего ребенка.
г) Откровенно говоря, я не решаюсь говорить авторитетно о занятиях с юношеством. Мне кажется, что мы не знаем, как говорить с современным юношеством. То благочестие, которым мы, старшее поколение, живем, им представляется, в большинстве случаев, чуждым, неинтересным. А как говорить с ними о том, что их всего более интересует, — об отношениях между юношами и девушками, о любви? Нет у нас хорошей художественной литературы, которая показывала бы не только чувственную любовь. Облик «тургеневской девушки» им чужд и непонятен. А разве может религиозное развитие игнорировать тему любви?
В этой области я сама не нашла правильного подхода, но, даст Бог, последующие поколения православных педагогов и родителей найдут.
Из священников я знала двоих, которые умели заинтересовать и, я бы даже сказала, увлечь подростков религиозными вопросами: отца Александра Ельчанинова и отца Александра Шмемана. В летних лагерях для девочек, которыми я руководила во Франции, духовными руководителями бывали отец Сергий Четвериков или отец Александр Ельчанинов. Отец Сергий, духовный руководитель РСХД, был замечательный, святой жизни священник старой формации, отец Александр Ельчанинов в молодости был другом и школьным товарищем отца Павла Флоренского, а потом долгие годы преподавал.
В лагерную программу входил обязательный ежедневный час «занятий» — русским языком, историей, искусством — или религиозных бесед со священником. Выбор занятий был свободным. В годы, когда священником был отец Сергий Четвериков, в религиозную группу записывалось человек десять, занимались они серьезно и внимательно, бывали случаи перехода в православие. В годы, когда бывал отец Александр Ельчанинов, в эту же группу записывалась половина лагеря — человек пятьдесят. Помню, один раз он объявил темой своих занятий «Семь смертных грехов».
Девочки не только охотно посещали его занятия, но и звали его, когда у них завязывался интересный разговор и они хотели узнать его мнение. Помню, как однажды вечером я застала отца Александра за разговором с самой трудной нашей воспитанницей, семнадцатилетней девушкой, уже, я сказала бы, довольно развращенной. Я видела издали, как горько она плакала, говоря с ним.
А отец Александр Шмеман? Чем он так увлекал молодежь? Свежестью мысли, отсутствием сентиментальности, чувством юмора, простотой, знанием жизни, и за всем этим — такое яркое и сильное ощущение веры, любви и той красоты, которая в них заключается!
По-видимому, для юношества больше значит личность руководителя, чем программа занятий. Поэтому мне всегда казалось, что лучше находить руководителя, который увлекается своей темой, хорошо ее знает, умеет интересно говорить о ней, будь то музыка, литература или искусство.
Заканчивая свой доклад, хочу сказать, что в области религиозного воспитания и образования наших детей задачи перед нами огромные, массовые, а ответ на них, подход к ним не может быть массовым. Всегда это будет отдельный преподаватель или священник, который чувствует, видит и любит каждого отдельного мальчика или девочку, или подростка и по-своему ищет правильный подход к каждой отдельной душе. Нет массового решения, а есть бесконечное число отдельных детских душ, которым надо давать необходимое им питание.

Источник: http://www.synergia.itn.ru