НЗ-Толкование на Евангелие от Луки (Лк.22:36)

Слово на евангельское изречение: иже имать влагалище, да возмет, такожде и мех: а иже не имать, да продаст ризу свою, и купит нож (Лук. 22, 36).

Глава 1. Предлагаемое изречение с первого взгляда заключает в себе, кажется, большое противоречие, и противно прочим наставлениям Господа; но в смысле возвышенном оно, как представляет полезное для поучаемых, так показывает благопопечительность Поучающего, а именно, что наставления Свои душевным возрастам для преспеяния и усовершения по мере возрастания, делает Он сообразными с каждым состоянием. Ибо почему повелевает теперь взять пояс тем, которые научены уже подставлять ланиту ударяющим? Почему велит продать ризу и купить нож тем, которые, по принятии ими заповеди не иметь двух одежд, и действительно имели у себя одну, бывшую на них ризу? Ужели Господу угодно было, чтобы Апостолы ходили нагими, что по общему признанию непристойно, и несогласно с преданиями Господа? Пекущийся о душевной их свободе, и неимением своей собственности доставлявший им жизнь беспечальную, не мог также вознерадеть о благоприличии, повелевая ходить с обнаженным телом. Ибо, так несвойственно любомудрию — простираться за пределы потребного и обременять душу излишними суетными заботами, так безумно и чуждо состоянию целомудрия — отказывать телу в служении ему необходимым. Посему должно приискать решение, сообразное тому и другому повелению, и показать, что прямо следует из обоих заповедей, а именно, что новоначальным прилична первая заповедь, а совершенным — вторая. Ибо, если и непристойно иметь обнаженное тело, в смысле буквальном; то в смысле созерцательном не только сие благоприлично, но и крайне полезно. Поэтому, кто защищает буквальный смысл сего изречения, тот может представляющееся в нем затруднение устранить так: Апостолам, приступающим еще к богочестию, Господь заповедал нестяжательность, желая, чтобы занимались они только изучением божественных уроков, но и зная, что для несовершенных только опасно приобретение имущества, преуспевшим и нетерпящим уже вреда от имущества позволяет небоязненно пользоваться имением, так как они не пристрастны уже к деньгам, подобно многим другим, и не преодолеваются прелестью сребролюбия, и говорит: егда послах вы без влагалища и без меха, еда чесого лишени бысте? А теперь говорю вам: иже имать влагалище, да возмет, такожде и мех (Лук. 22, 35). Ибо в начале должно им было, не нося ничего при себе, изведать на опыте силу Учителя, которая им каждый день без их забот подавала потребное для тела, и даже не это одно, но и сказанное нами не задолго прежде, — чтобы, деятельно обучившись нестяжательности, приобрели неизменяемый к ней навык, постепенно преуспевая в беспристрастии к себе самим; потому что сребролюбие погубило многих; оно низринуло в пропасть предательства и Иуду, который привык к деньгам, по причине вверенного ему для служения верным ковчежца (Иоан. 12, 6).

Глава 2. Но не знаю уже, чем защитится отстаивающий буквальный смысл в словах: кто имеет нож, да возмет, а кто не имеет, да продаст ризу и купит нож; когда Господь везде требует, чтобы ученики его были мирны и кротки. Посему посмотрим, каким образом это повеление, хотя оно относительно к телу и в смысле буквальном невозможно, в духовном смысле возможно и полезно. Приближаясь уже к страданию и готовясь войдти на крест, как по злоумышлению иудеев, так и по собственному изволению ради спасительного домостроительства, говорит сие ученикам Господь, приготовляя к борьбе с противящимися истине, но не к борьбе по маловажным предметам предприемлемой, где расположением борющихся управляет раздражение, а к состязанию в подвиге, который внушен Богом по пламенной ревности к богочестию. Ибо Господь видел уже, что бесстыдные псы иудеи с неистовством востают против божественного учения, и спешат положить конец спасительной проповеди, а потому, возставляя учеников своих на сей подвиг с иудеями, повелевает им отложить прежнюю кротость, вооружась же сильным словом идти на обличение покушающихся низложить истину. Хотя христианину прежде всего потребно необходимое одеяние, приличное имени сего звания; потому что не менее одежды украшают христианина степенная безмятежность духа и нрав скромный; однако же во время борьбы с противниками потребно ему и оружие слова. Посему, говорит Господь, в то время, когда посылал Я вас учителями к Израилю, хорошо вы делали, выказывая мирное состояние духа, и таким поведением привлекая непокорных к послушанию, кротостью доводя их до благопокорности; потому что для убеждения действительнее сильного слова правая жизнь, в себе самой представляющая знающему оную убедительный повод признать себя посрамленным. Но поскольку по Моем вознесении враги истины нападут на нее; то каждый из имеющих попечение о нравственном благоустройстве, да отложит тщание о соблюдении мира, и да уготовится к состязанию; ибо нет никакой несообразности для важнейшего оставить на время менее важное, и отложив кротость сделаться воителем.

Глава 3. Сие советует и Пророк говоря: кроткий да будет храбр (Иоил. 3, 11). И как пророческому слову: раскуют мечи своя на орала, и копия своя на серпы (Ис. 9, 4), то есть, по прекращении брани со страстями душевные силы соделают земледельческими орудиями, так и на оборот, когда призовет брань, хорошо сложить с себя подобающее украшение, уготовиться же на борьбу, и взять в руки мечь за Господни заповеди, совлекшись и ризы нравственных добродетелей, если должно будет сражаться нагому: ибо таковый, может быть, в сражении будет безопаснее облеченного в ризу. Сие дает видеть Пророк, сказав: и погибнет бегство от скоротекущего, и крепкий не удержит крепости своея, и храбрый не спасет души своея, и быстрый ногама своима не уцелеет (Ам. 2, 14-15), присовокупляет он: наг побегнет в той день (Ам. 2, 16). Господу угодно, чтобы таковым нагим был продающий ризу и покупающий нож, не отрекаясь, по причине истины означаемого, от того, что по буквальному смыслу кажется неблагоприличным. Ибо, желая, чтобы люди сообразовались всегда с тем, что для них полезно, дает нередко и противоположные советы, как сказали мы уже предварительно, иногда научает принимать заушения и не оказывать негодования, иногда же повелевает носить мечь, показывая воинственный вид, вызываясь на брань, и до вступления в оную устрашая врагов одним видом. И когда один пророк повелел воинские оружия переделать в земледельческие орудия, вскоре после него другой пророк дает напротив повеление земледельческие орудия переделать в воинские оружия. Один говорит: раскуйте мечи своя на орала, и копия своя на серпы (Ис. 9, 4), а другой: рассецыте рала ваша на мечи, и серпы ваша на копия (Иоил. 3, 10). И советы сии, хотя противны по букве, но не противны по разумению. Ибо один внушает, что должно делать начинающим брань со страстями, а другой, что делать обратившим врагов в бегство. Поэтому до времени хорошо быть облеченным в одежду, и потом совлечься одежд, когда потребуется вместо ризы приобрести нож; потому что для безопасности не столько служит риза, сколько нож; в одежде — украшение, а не безопасность; а нож — великое охранение сражающемуся. Поскольку же таковая риза полезна только до времени, достигшему совершенства и восшедшему на кров умозрения, воспрещается возвращаться назад. Ибо Господь ясно учит, говоря: иже на крове, да не сходит взяти риз своих (Матф. 24, 17-18).

Глава 4. Но есть и кровы превозношения, восходящих на которые порицает пророческое слово, говоря: что бысть, яко ныне возлезосте вси на храмины тщетные (Псал. 22, 1)? Ибо эта храмина была не высота добродетели, имеющая прочное основание, но надмение пустой гордыни, скользкое для того, кто утверждает свое пребывание на таковой высоте. А кров истины стоѝт незыблемо, имеет неколебимую добродетель, назданную на умеренном образе мыслей, с него невозможно упасть; потому что самый венец крова безопасен, восшедшего горе, как в раю, хранит нагим и невинным. Если же кто не совлекает с себя таковой ризы по умирении брани со страстями, и труда о нравственных добродетелях не заменяет старанием приобрести силу слова, даже не хочет освободить тело от безвременного труда, когда прошел уже мимо досаждающий телу сластолюбием; то подвергается он укоризне, как отлагающий, когда уже не должно, продажу ризы и покупку ножа. И сие можно слышать от приточника, который говорит: отъими ризу свою, прейде бо досадитель (Прит, 27, 13). Ибо не менее строгости в деятельной жизни изнуряет тело рачительность подвига в божественных словесах, даже еще более способствует трудящемуся о чистоте; потому что мысль не имеет времени возвращаться назад и заниматься страстями, готовыми его потревожить, так как помысл непрестанно устремлен к лучшему. Труд строгого жития, изнуряя тело, дает еще, может быть, время страстям подвигнуть праздную мысль к тому, что составляет собственное вещество страстей. Умозрение же, содержа привлеченным к себе всецелый ум, не дает места, не говорю страсти, но даже и человеческому помыслу, призывающему, может быть, и к необходимой потребности. Но только страстное сластолюбие препобеждает услаждение умозрением, в котором с полезным срастворено приятное, но и естественную нужду. Зная сие, и Павел говорит: телесное обучение вмале есть полезно: а благочестие на все полезно есть (1 Тим. 4, 8); так свидетельствует о пользе первого при времени, а последнему приписывает всегдашнюю и постоянную пользу; потому что телесный подвиг прекращается в будущем веке, а ведение приемлет приращение в совершенстве, простираясь от видения уповаемых благ зерцалом в гадании к видению лицем к лицу (1 Кор. 13, 12).

Глава 5. Поэтому, телесного упражнения должно совлечься, как ризы, и трудов оного, как цены за проданное для приобретения меча благочестия, который будет полезен к охранению и приведению в безопасность того, что есть у нас. Этот мечь делается и похвалою, — похвалою, то есть не пагубною гордынею кичливого высокоумия, но благодарным ощущением помощи Божией, как сказано кому-то: защитит помощник твой, и мечь хвала твоя: и солжут тебе врази твои, и ты на выю их наступиши (Втор. 33, 29). Так продается риза, так покупается нож; продается риза, служа к приобретению того, чего не было прежде, и сама оставаясь в способности действовать, хотя, по смотрению, и прекращает свою действенность. Ибо способность действовать, хотя и не приводит в исполнение предстоящего ей делания, однако же, имея крепкую силу, когда захочет, обыкновенно действует беспрепятственно, подобно тому художнику, который полноту своего знания показывает на веществах, и при недостатке оных остается праздным, между тем как знание его безмолвствует, а не уничтожается. Почему же совлекшийся таковой ризы, и снова, по снисхождению к несовершенным, принужденный употребить ее в дело, так говорит: совлекохся ризы моея, како облекуся в ню (Песн. 5, 3), если не оставалась таковая риза, не выказывая своей действенности, однако же сохраняя силу способности действовать? Почему продавший ризу непременно покупает нож, и первой не уничтожая, и приобретая последний. Да и какой покупает он нож? Тот, о котором говорит Христос: не приидох воврещи мир, но мечь (Матф. 10, 13), мечем называя слово проповеди. Ибо, как нож разделяет сросшееся, и связное тело рассекает на части, так слово проповеди, вносимое в дом, во всяком из них соединенных на зло неверием отсекало друга от друга, отделяя сына от отца, дочь от матери, невестку от свекрови, рассекая самую природу, показывало цель Господня повеления, а именно, что для великой пользы и во благо людям повелел Он Апостолам взять нож.

Глава 6. Посему Петр немедленно отвечает, говоря, что два у них ножа, о которых Господь сказал, что их достаточно для предлежащего подвига. Ножи же сии, как говорит Апостол, суть обличение противополагаемого и утешение верующих. Ибо в послании к Титу так вручает их учителям, говоря: да силен будет и утешати во здравом учении и противящихся обличати (Тит. 1, 9), чем и разделяет слово на два вида; ибо иной вид — слово учения к верным, и иной — слово истины к врагам; и одно есть обличение лжи, а другое — подтверждение истины. А что мечем называет слово, это явно для всякаго; так как на памяти у каждого часто повторяемое изречение писания: живо слово Божие и действенно, и острейше паче всякого меча обоюду остра (Евр. 4, 12). Ибо и здесь говорится о двояком действии слова. Но иный может назвать двумя мечами ясность и истину; ибо когда сочетаваются оне в слове, достаточно их к тому, чтобы покорять противящихся. Посему-то и первосвященник на слове, которое было у него на персях, имел таинственно возложенные: явление и истину (Исх. 28, 30), — явление для уяснения сказуемого, и истину для низложения лжи. Потому и Петр, открыто употребив нож, когда урезал ухо рабу архиереову, оказывается совершившим это вместе и таинственно и назнаменательно. Ибо Апостолы в начале проповеди исполняли и предписываемое законом, когда к Двери, т. е. к Рекшему: Аз есмь дверь (Иоан. 10, 7), приводили утверждавших о себе, что возлюбили они владычество закона, и взяв шило обучения, старались провертеть рабский слух в свободу послушания (Втор. 15, 17). Когда же иудеи признали себя недостойными жизни вечной, и настала нужда обратиться уже к язычникам; тогда Апостолы глаголом Духа совершенно отсекают им слух, как недостойным уже слова свободы за непокорность. Ибо сказать: вам бе лепо первее глаголати слово Божие (Деян. 13, 46), — значило провертеть рабский слух в свободу; а потом присовокупить: понеже недостойны творите сами себе вечному, животу, обращаемся во языки — значило совершенно отсечь им слух.

Глава 7. Тоже самое говорит иудеям и Павел: иже законом оправдаетеся, от благодати отпадосте (Гал. 5, 4). Ибо отпасть от благодати значило тоже, что и быть отсеченными от слова свободы. Почему и Господь говорит: шедше научите вся языки (Матф. 28, 19), по урезании уха у иудеев отверзая к послушанию ухо язычников. О сем за долго прежде и издревле свидетельствует и ветхозаветное писание, ясно пророчествуя о том и другом, а именно, что у иудеев урезано будет ухо, и что оно приложено будет язычникам. Ибо и Иезекииль говорит иудейскому сонмищу: ноздри твоя и ушы твоя обрежут (Иез. 23, 25); потому что не прияли благоухания мира Христова, подобно той, которая говорит: в воню мира Твоего течем (Песн. 1, 3), и по урезании и отъятии у них главных орудий чувств не пожелали, как овцы, слушать гласа Пастыря. А Исаия вводит самую церковь из язычников, которая говорит: приложи ми ухо еже слышати, и наказание Господне отверзает ушы моя (Ис. 50, 4-5). Так языческой церкви Господь приложил ухо, и ухо же урезал у церкви иудейской. И сие достаточно сказано о продавших ризу и взявших нож. Посмотрим же, все ли мы, когда носим таковую ризу, носим ее право? Ибо об иных написано: яко всякую одежду собранну лестью, и ризу с примирением отдадут (Ис. 9, 5), а о других: ризы своя связующе ужами, завесы творяху держащияся требища (Ам. 2, 8). Посему не имеют ли у нас лестью собранной одежды те, которые, в ересях подстерегая простодушных, одеваются в ризы нравственных добродетелей, но облекаются в них, как в чужия, не в правду, а более для соблюдения доброго о них мнения, и преображаются, принимая на себя вид кроткий и скромный, чем и уловляют в погибель попадающихся на сию уду?

Глава 8. Они-то в будущем веке с примирением отдадут таковые ризы; потому что не восприимут наград за труды, но понесут за обман наказание и мучение от Бога, отмщающего на вся оболченные в одеяния чуждые, как говорит Он у Пророка (Соф. 1, 8). Ибо все, что делается не ради самого добра, а ради чего-либо иного, не только остается без награды, но и подлежит ответственности, а наипаче когда устрояются этим козни видящим, служа гибельною приманкою для простодушных. Как тщеславие делает бесполезным труд добродетели, и лишает трудившегося вечных наград, само для себя служа малоценною наградою за великие труды, скоропреходящею похвалою за трудные подвиги, скорогибнущею почестью, увядающею прежде, нежели созреет, как должно; так образ благочестия, притворно приемлемый для обмана, делает труд не напрасным только, но и опасным, осуждаемым не на лишение только награды, но на продолжительное и крайне мучительное наказание. Так некиим, изнурившим себя и понесшим таковый труд, Апостол сказал: толико пострадасте, туне? аще точию и туне (Гал. 3, 4), словом: туне означив лишения наград, а словами: аще точию и туне — достоплачевность ожидаемого мучения. Держащияся же требища завесы, ужами связующе ризы, творят, может быть, и некоторые из служителей Церкви, которые лицемерно подражают священнодействующим непорочно под покровом внутри святилища. Ибо иное есть завеса (ϰαταπέτασμα), и иное покров (ϰαταπέτασμα), хотя сходство названий скрывает различие вещей. Завеса вешается, где ни есть, на время, по необходимости, чтобы не совершать открыто пред глазами всех, что требует сокровенности, и она с обеих сторон прикрепляется на перекос вязями от правой руки к левой, не имея ничего над собою сверху; а покров спускается на вязях, прикрепленных сверху, как и самое имя, по словопроизводству, показывает падение ткани сверху, и может быть, означаемся им мы, когда приемлем на себя труд в добродетелях ради Вдадыки, видящего в тайне, укрывая совершаемое от очей человеческих долу, обнаруживаем Единому зрящему свыше.

Глава 9. И Предложение имеет причину горе, завися от благоугождения Богу, подобно и покров свешивается простираясь с верху. Делая добро, священнодействуем мы под покровом. Но когда, выставляя на вид образ целомудрия или нестяжательности, в тайне делаем противное, и распростирая завесу ужами грехов, иный образ отпечатлеваем в себе, а иным прикрываемся сверху, притворною наружностью придавая честный вид скрытному стыду, и обманом уловляя взоры людей, чтобы прославиться благочестием и добродетелию: тогда под завесою таин к укоризне нашей то, что, если откроется, заслужит осуждение. Ибо так добродетель, совершаемая в тайне, имеет похвалу от Бога, а совершаемая явно, громко провозглашается; так и пороку, пока сокрыт, угрожают только наказание и мучение, а когда обличен, готово конечное осуждение. Но хотя здесь не явны таковые развращенные начинания, прикрываясь благочестною наружностью, однако же непременно обнажены будут там, когда отнимется у них мнимая их слава, обнаружится же, и сама собою возсияет, истина. Ибо о нихъ-то, может быть, говорит Исаия: откроет Господь срамоту (τὸ σχῆμα) их в день он (Ис. 3, 18). Но упражняющиеся в добре не все таковы, хотя некоторые для уловления славы человеческой, звание благочестия проходят нечисто. И по причине обманщиков не должно клеветать и на рачительных. Ибо действительно посвятившие себя добродетели, и делами не солгавшие своему обету, но и сокровенное уподобившие видимому, у которых наружность служит истолкованием самой вещи, и которые не кажутся только тем, за что выдают себя, но какими именуются, таковы в действительности, или стараются лучше, не во мнении других, но сами в себе, таковыми быть, при помощи все испытующего, даже и глубины сердечные, и воздающего каждому по собственным его делам, а не по предвзятому о нем понятию. А с другой стороны и из них также некоторые уклоняются от истинной цели, превозносясь и думая, что собственными силами усвоили себе украшение добродетели.

Глава 10. Ибо редкое и крайне трудное дело — понести величие добродетели, не превознесшись мыслию, не надмившись преспеяниями, пребыв смиренным и, как говорит некто, бесквасным; потому что бесквасное и вблизи огня не надувается, но пребывает в смиренном виде, и скромно о себе думающий не превозносится, упражняясь в добродетели, благоговением удерживаемый от надмения кичливости. Им законодатель дает совет иметь предь очами страх Божий, приставив его навсегда пестуном неразумного превозношения и святым наставником в целомудрии. Ибо повеление на воскрилиях ризы делать рясны из прядения синяго (Числ. 15, 38), и взирающим иметь в этом всегдашнее напоминание о божественных заповедях, как мне кажется, знаменательно дает разуметь сие самое; потому что, как рясна — начало ризы, так начало премудрости страх Господень. Посему его-то должно искать на всякой вершине добродетели (потому что вершины скользки, маломысленных совращают в высокоумие), — чтобы непрестанно колеблясь пред очами души, сдерживал он от надмения преуспеяниями и научал доблестного, что, хотя и сам он исткал себе ризу, однако же Бог дал ему мудрость для такового исткания, и виновнику познания, а не делателю, подобает восписывать всю силу. Таким образом и добродетель будет блистательнее, будучи признаваема делом Божиим, и приобретение ея для приобретающего пребудет приводимо в безопасность страхом Божиим, как всегда охраняемое благоговением к самому Богу нашему. Ему слава и держава во веки. Аминь!