image
священник Даниил Сысоев

"И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда" (Дан.12:3)

Тайна свободного выбора

Свобода хранит тайну человеческого сердца, тайну выбора. Никогда невозможно до конца знать, как тот или иной человек отнесётся ко греху, как он распорядится даром своей свободы, услышав призыв Евангелия.  Божественное Евангелие — как пища: одним приятна, другим отвратительна, одни любовью к Слову Божию определяются в жизнь, иные — навсегда выбирают смерть. В самом выборе Бог заложил воздаяние для человека

Купить


Толкование на послания апостола Павла к коринфянам. В 12-ти частях

Толкование на Второе Послание святого апостола Павла к Коринфянам, 2-3 главы (часть 9)
Тайна свободного выбора

 

Почему Бог говорит одно, а люди — иное?
Готов простить и принять
На тебя смотрит Бог!
Христианство не только сердечно, но и логично
Противопоставление Ветхого и Нового Заветов
Где Дух Господень — там свобода

 

Почему Бог говорит одно, а люди — иное?

«Итак, я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением. Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною? Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас. От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам. Если же кто огорчил, то не меня огорчил, но частью, — чтобы не сказать много, — и всех вас. Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью. И потому прошу вас оказать ему любовь. Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всем ли вы послушны. А кого вы в чем прощаете, того и я; ибо и я, если в чем простил кого, простил для вас от лица Христова, чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы» (2 Кор. 2; 1—11).

В прошлый раз апостол Павел рассказывал, почему он задержался, не пришел сразу же, и затем он говорит, почему он настолько жестко написал Первое послание к Коринфянам. Действительно Первое послание к Коринфянам — послание очень жесткое. Там апостол Павел от коринфян фактически живого места не оставил: обвинил, что они блуд, разврат терпят, в Воскресение не верят, на вечере Господней пьянствуют, бедных обижают, что у них безобразие с даром языков происходит, что они к идолослужению спокойно относятся…

Но апостол говорит: «Я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением» (2 Кор. 2; 1), другими словами: «Я не хочу прийти и опять устроить у вас судилище. Я не радуюсь: мне не нравится вас ругать, не нравится вас судить. Да, я имею такую власть, и я применяю ее без всякого стеснения там, где это необходимо, но применяю со скорбью. Потому что лучше бы мне награждать христиан, чем наказывать, лучше мне проявлять любовь Господню к вам, чем проявлять к вам Божию справедливость».

«Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?» (2 Кор. 2; 2), то есть: «Хотя я вас опечалил, но не для того чтобы вы просто опечалились, а для того чтобы вы исправились. Я вас опечалил, потому что сначала я сам опечалился, — говорит апостол. — Вы сами меня ударили в самое сердце».

Ведь для пастыря нет большей беды, чем когда он видит, что прихожане, члены Церкви, которую он возглавляет, отступают от Бога, что они склочничают, ненавидят, злобятся. Это как удар в сердце для священника, тем более для апостола Павла, переполненного любовью. Для него, конечно, было крайне болезненно, что его духовные дети впали в такое страшное состояние.

Он говорит: «Я огорчил вас, потому как кто может меня развеселить, если только не вы — те, кого я огорчил. Если я скорби доставляю вам тем, что не прибываю к вам лично, но отсылаю послания, то пускай делается скорбь! Она — лекарство. Принявший скорбь исправляется и, исправившись, будет веселить меня. И это мое веселие будет отражаться опять на вас».

Видите, какая связь между пастырем и паствой! Грех паствы больно ударяет в пастыря. Пастырь печалится, наказывает пасомого, для того чтобы тот исправился и сам возвеселился этим исправлением, и пастырь тоже возвеселился — эта радость опять бы вернулась к пастырю. Всё время идут как бы лучики между двумя зеркалами, идет постоянное взаимообщение. Это истинное апостольское пастырство, необходимое во всех церквах! Потому что если нет такого общения между паствой и пастырями, паства разбегается. Где священников поймать невозможно, там нет прихода — там проход, там нет прихожан — там прохожане. Если священнику не больно, что его духовные чада уходят в секту, если ему не больно, что его духовное чадо блудит или ворует, или обижается, или клевещет, — это знак: такой священник по духу не есть истинный преемник святых апостолов. Это недопустимо. Но и пастве нельзя делать больно священству. Здесь очень важно, что священник, если он настоящий священник, сердцем, действительно, связан с паствой. К сожалению, многие наши христиане забыли слова апостола Павла, который говорит: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет; чтобы они делали это с радостью, а не воздыхая, ибо это для вас неполезно» (Евр. 13; 17).

Или, если буквально взять из греческого текста: «не стоня от вас, потому что это вам не полезно». А часто паства ведет себя так, что доводит священника, как Коринфская Церковь фактически довела апостола Павла. Поэтому он и говорит: «Я и не приходил, потому что меня можете обрадовать только вы, которые меня огорчили».

«Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас» (2 Кор. 2; 3).

«Были огромные неисправности. Я надеюсь прийти и обрадоваться, что всё исправилось. Потому что на самом деле у нас есть великая радость в Церкви — у нас есть Таинство Покаяния, Таинство исправления». Представьте, если бы Таинства этого не было! Тогда бы и паства, и пастырь умерли бы от тоски. Представьте себе пастыря, который не может ничем помочь упавшему. Он может поддерживать людей, чтобы они не упали, но если человек упал — то уже всё… Как у мусульман: у них нет никакой возможности, чтобы человек исцелился от греха. Поэтому там невозможно никакого пастырства. У нас же, напротив, если человек может встать, может исправиться, то это будет наградой и радостью для христианина, самой настоящей наградой и радостью.

Поэтому апостол здесь говорит: «Моя радость есть радость и для всех вас» (2 Кор. 2; 3).

Апостол говорит: «Я рассчитываю, что вы будете стараться оказать радость лично мне». Весьма интересно, что если мы обратимся к опыту протестантизма и особенно сектантства, всегда акцент ставится только на Христа. На днях я был в Саратове, встречался с пятидесятниками, баптистами, с пастырями и епископом Саратовским, и я им рассказал, что у нас в церкви мы, действительно, все вместе: мы радуемся о Господе, мы радуемся о святых ангелах, мы благодарим ангелов за помощь, мы их хвалим, мы их просим, мы просим святых, они нам помогают, подкрепляют… Все — вместе, все — единое целое, все — один организм. А они говорят: «У нас один Христос!» Павел призывает христиан не только ради Христа, но и ради их любви к нему, Павлу, исправляться. Например, человек согрешит, а я буду говорить: «Ради меня ты можешь измениться?» И если человек изменится, это будет и мне радость, и самому изменившемуся человеку радость. Это и есть душевное, духовное общение — проявление единого характера Церкви. Церковь, действительно, единое тело, в котором нет отделенных членов, где все люди и радуются вместе, и ликуют, и плачут, где нет разобщенных интересов. Как раз такое представление и было у апостола Павла!

Здесь Златоуст добавляет: «Ибо я знаю, что вы и сами будете скорбеть, увидев меня скорбящим» [22].

Представьте себе нормальный приход, где священник общается с паствой, где он доступен, переживает за людей. Но вот представьте: приходит священник — и вдруг он расстроен. Как вы думаете, прихожанам приятно будет? Прихожанам тоже станет плохо. Видите, апостол говорит, что у него с общиной были постоянная связь и взаимопереживание. Апостол Павел не щадил своего сердца. Многие люди боятся переживать за другого человека, боятся вместе с другим печалиться, боятся с другим радоваться, поэтому они превращаются в разлетевшийся горох. Они никак не связаны между собой и разлетаются в разные стороны. А те, кто умеет сопереживать, умеет ради другого человека изменить свою жизнь, такие люди становятся живыми членами Тела Христова. Это очень важные слова апостола! Несмотря на то, что они сказаны по конкретному поводу, эти слова настраивают нас на нормальную жизнь именно в церквах, в общинах, чтобы нам избежать гибельного разделения. Апостол же дал нам урок, как должно поступать.

«От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами» (2 Кор. 2; 4).

Иными словами: «Из многого угнетения и из стеснения сердца я написал вам через пролитые слезы, не чтобы вы были опечалены, но чтобы вы узнали любовь, которую я имею к вам».

«Не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» (2 Кор. 2; 4).

Насколько это не похоже на рационализм, не похоже на инструктаж: «Я даю вам инструкции, извольте выполнить, а потом отчитаться о проделанной работе». Насколько не похоже на организацию коммерческой работы: приказы, исполнения и так далее. Нет, у апостола именно сердечное отношение: сердце свое он открывает для прихожан, для своей Церкви, а Церковь должна откликаться. В беде ли, в радости ли, в горе ли — во всем есть такое сердечное переживание. Заметьте, апостол не стесняется об этом говорить. У нас люди стесняются — это именно русская черта, не вообще христианская, а именно русская! — сильных чувств. С одной стороны, это хорошо, что человек не привык выливать свою внутреннюю помойку на окружающих. Но при этом люди часто становятся бесчувственными. А апостол не стесняется! Он говорит: «Я плакал, когда писал вам», — чтобы растопить лед сердца!

Христианство — это ведь не только рационализм. Вы знаете, что я рационалист, потому что я считаю христианство полностью логичным. Но оно не только логично, оно еще и сердечно. И то и другое. Одно без другого работать не может. Не будет логики — захлестнут эмоции. Не будет эмоций — христианство превратится в мертвый набор пустых слов. И здесь как раз апостол говорит, что Первое Послание к Коринфянам — оплаканное. Будете еще раз читать Послание к Коринфянам, представьте себе, как оно могло выглядеть: текст, книжечку такую, свиток, весь заляпанный слезами, залитый слезными потоками. «С многими слезами я писал вам это, для того чтобы вы обрадовали меня».
Как замечательно комментирует Златоуст: «Какая душа может быть нежнее и чадолюбивее сей, которая так говорит? Апостол не только не менее, напротив, еще гораздо более скорбел о согрешивших, нежели сколько скорбели сами согрешившие» [2].
Сколько я видел истинных пастырей, они, действительно, больше плакали о своих оступившихся духовных чадах, чем сами согрешившие плакали! «…Ибо не просто говорит: от печали, но от многия печали; не слезами только, но многими слезами, и от туги сердца, то есть я был задушаем и подавляем печалию, и, не могши далее переносить давления от этого облака печали, я решился писать к вам, — не для того, впрочем, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам» [22].

Жизнь у апостола была нелегкой. Многие читают Жития святых, Жития апостолов и думают: «Всё время одни чудеса, все только радуются, на крылышках порхают!» У апостола совсем не так. Он погружается в глубокую печаль, когда видит, что обращал людей, крестил их, просвещал, но люди все равно бесчинствуют!

«Таким образом, апостол, хотя и с гневом говорил, но сей гнев происходил от великой любви и скорби. Ибо, и пиша послание, говорит, я скорбел и страдал не о том только, что вы согрешили, но и о том, что я поставлен был в необходимость огорчить вас, и все это от любви, — подобно отцу, который, будучи поставлен в необходимость отсекать и прижигать гнилые члены у любимого сына, вдвойне страждет, и от представления болезни сына, и от необходимости самому отсекать больные члены. Посему то, что вы почитаете признаком недоброжелательства к вам, служит признаком величайшей к вам любви» [22].
Когда настоящий пастырь ругает, это происходит не оттого, что он злобный хам, а потому что ему просто бывает больно, что люди так себя ведут.
«Если же кто огорчил, то не меня огорчил, но частью, — чтобы не сказать много, — и всех вас» (2 Кор. 2; 5).
Как это следует понимать? А так: «Если кто и принес мне печаль, то он не только меня опечалил, но опечалил на самом деле всех вас». Теперь апостол указывает на главного виновника, к которому он сейчас и приходит. Он приходит к тому человеку, которого отлучил от Церкви. В Первом послании к Коринфянам апостол Павел властью своей, еще находясь в Ефесе, письмом отлучил от Церкви кровосмесника, который жил со своей мачехой как с женой. И апостол говорит: «Он не меня опечалил, он всех вас опечалил». Дальше апостол приходит к этому самому человеку, к этому грешнику. Он не говорит: «Больше с ним не общайтесь». Нет! Он говорит: «Достаточно наказания такого, которое получено от многих. Достаточно епитимьи, которая от многих была дана».
«Для такого довольно сего наказания от многих» (2 Кор. 2; 6).
«Узнав о том, что человек согрешил, впав в грех кровосмешения, я скорбел. Мне было страшно больно, что человек согрешил, и мне было страшно больно, что вы его спокойно терпите. Но я узнал, что вы скорбели не меньше меня, и радует меня, что он при этом не сломался, что он воспринял это как епитимью, как наказание, которое лечит человека». Здесь весьма кстати библейское упоминание слова «епитимья», то есть наказание, которое в случае смертных грехов священник накладывает на человека: оно обязательно для выполнения — это необходимо для спасения души. Это наказание всегда налагается именно тем, кто опекает человека, и обязательно на определенный срок. Безразмерной епитимьи не бывает. Бывает отлучение от причастия. Фактически на каждой исповеди приходится того или другого человека отлучать от причастия из-за неисправленных смертных грехов. Бывают какие-то молитвенные правила, бывают обязательные милостыни или еще какие-то дела, связанные с преодолением греха. Епитимья — такое наказание, которое одновременно является и лечением. Поэтому епитимья у нас, в Православной Церкви, и называется «лечением от греха»!
Апостол говорит: «Желаю, чтоб и вы, как скорбели вместе со мной из-за него, так вошли и в соучастие радости моей из-за него же. Писал я строго, да познаете любовь мою, имея в мысли явить сию любовь к согрешившему, если покается». И здесь добавляет Феофан Затворник: «Все грехи, совершенные до крещения, омываются крещением и прощаются даром. Грехи же по крещении требуют очистительного наказания. Требовалось оно и для коринфского грешника» [22].
Зачем это нужно? Для того, чтобы человек привычку к греху вырвал из своего сердца! Почему смертный грех после крещения нуждается в наказании? Не потому, что этого требует правда Божия. Правда Божия требует наказания для любого грешника, но покаяние смывает, очищает кровью Господней все грехи. К этой цели и приводит епитимья. Для того она, собственно, и нужна, а не для того, чтобы отработкой загладить вину. Помните, как произошло отлучение кровосмесника? Апостол Павел прислал послание, на собрании в воскресный день это послание было зачитано, и вся Церковь отлучила от себя кровосмесника. Публично! Причем здесь есть общее правило, которое исполняется до сих пор: епитимьи даются сначала со всей строгостью, а потом их длительность зависит от покаяния. Приходит ко мне человек и говорит: «Я живу в блуде». «Знаешь, по правилам Церкви семь лет отлучения от причастия положено». По правилам Церкви, если человек живет в гражданском браке — в блудном сожительстве, — полагается отлучать от причастия на семь лет. Это церковное правило. За гомосексуализм и прелюбодеяние — пятнадцать лет отлучения от причастия. За аборт — десять лет отлучения от причастия. И потом, в зависимости от меры покаяния, епитимья соответственно уменьшается. Видите, епитимья — не какое-то юридическое наказание, а указание на тяжесть греха и проверка желания раскаяться. Поэтому, конечно же, недопустимо (знаете, как бывает) шантажировать, скандалы закатывать: «Да как вы смеете?! Вы не хотите войти в мое положение! Меня не допускают до причастия!…» Отговорки в таких случаях не работают. У священников есть власть не только прощать, но есть и власть запрещать, то есть связывать, вязать. Эта власть принадлежит нам по праву Святого Духа, которое дано нам в рукоположении, по праву Христа Спасителя. Священник может так связать, что человек будет связан на Небе. Есть власть прощать грехи — и не прощать грехи! Заметьте, что никто не может эту власть отменить.
И здесь Златоуст говорит: «Не говорит: впадшему в блудодеяние, но, опять также как и в первом послании, таковому» [22].
Кстати, за такое кровосмешение полагается двадцать лет отлучения от причастия. Апостол не хочет напоминать о грехе, который был оплакан. Очень важный принцип: христиане не вспоминают исповеданный и прощеный грех. К сожалению, часто приходится видеть людей, которые неоднократно приходят на исповедь и неоднократно каются в одном и том же грехе. Странно и неправильно, когда люди говорят: «Я до конца жизни на исповеди про аборты буду каяться». Нельзя этого делать! Это неверие в Кровь Господню. Если священник простил, значит, это прощено и на Небе!

 

Готов простить и принять

Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Тогда говорил так по отвращению от соделанного греха, а здесь по снисхождению к согрешившему. Посему же здесь не упоминает он и о содеянном грехе, ибо время уже было защитить виновного» [22].
Это опять напоминание о библейских принципах отношений между пастырем и паствой. Впадший в грех, пасомый всё равно остается дорогим для пастыря. Даже если человек впал в тяжелый грех, его держат до самого последнего момента, до предела. Да, отсекают от тела Церкви, да, отлучают от Причастия, но всё равно Церковь заботится о его покаянии до самого конца. Исключения бывают крайне редко. Фактически всегда Церковь зовет всех людей к покаянию. Церковь не звала к покаянию только в случае, если человек становился врагом Церкви, как, например, Юлиан Отступник — бывший христианин, даже бывший чтец, отрекшийся от Бога и начавший гнать Церковь Божию. Так, Ленина Церковь к покаянию не призывала — из-за бессмысленности этого. Но пока есть возможность покаяться, Церковь старается бороться за человека.
«Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью» (2 Кор. 2; 6).
Апостол боится, как бы человек от долгого отлучения не погрузился в чрезмерную печаль. Таким образом, нам показаны пастырские границы для священника. С одной стороны, нельзя снисходить к греху, пока он не прекращен и человек не желает его прекращать. Тут должна быть максимальная жесткость. Пускай тебя ругают, пускай кричат, что ты грубый священник и еще как угодно называют, здесь необходима резкость, как и апостол резко отрезает грех. Но, с другой стороны, необходима мягкость к согрешившему. Очень важно и то и другое. Не «или — или», а и то и другое. Именно такой опыт пастырства дает нам апостол Павел. Почему апостол говорит: «Дабы он не был поглощен чрезмерною печалью»? Если согрешивший впадет в отчаяние, то, как Иуда, покончит с собой. Апостол боится этого.
И Златоуст говорит: «Что же значит: пожерт будет? [дабы он не был поглощен] — Или то, что таковый может сделать то же, что сделал Иуда, или что он в образе жизни может сделать хуже. Ибо хотя, говорит, он и не таков, чтобы не мог более переносить мучений продолжительного наказания, но, потеряв терпение и надежду, легко может посягнуть на свою жизнь или предаться большему нечестию. Посему нам должно быть осмотрительными, чтобы рана не сделалась жесточае и опаснее и чтобы неумеренностию в наказании не погубить и того, что уже сделали доброго» [22].
Таким образом, апостол прямо показывает эти принципы Господни.
«И потому прошу вас оказать ему любовь. Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всем ли вы послушны» (2 Кор. 2; 8—9).
Апостол говорит: «Я требую, чтобы вы подтвердили свою любовь к нему, показали, что вы любите его и возвращаете к себе, что вы не забыли его, не забросили его, что он не является для вас каким-то отребьем, что он не враг ваш». Во всех случаях, кроме вражды против Церкви, мы не должны относиться к согрешившему как к врагу. Кто сражается с Церковью, с тем Церковь не может не бороться. Но если нет вражды против Церкви, а есть грех, против Церкви сделанный, внутри Церкви, такого человека нужно любить и стараться вернуть.
Как апостол Павел в другом месте говорит: «Если же кто не послушает слова нашего в сем послании, того имейте на замечании и не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его. Но не считайте его за врага, а вразумляйте, как брата» (2 Фес. 3; 14—15).
«Говоря сие, апостол опять усвояет коринфянам добродетель очень высокую. Те самые, которые прежде показали такую любовь к своему собрату и так защищали его, что гордились сим, после такое возымели к нему отвращение, что Павлу великого стоило труда заставить их принять виновного в прежнюю любовь. Вот похвальное качество в учениках, вот совершенство в учителе: когда ученики так послушны, а учитель таких послушных образует учеников! Ибо никого не должно ни безрассудно любить, ни отвращаться без причины. Если б и ныне так было, то согрешающие не были бы так равнодушны и нечувствительны к своим грехам (святой Златоуст)» [22].
«Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всём ли вы послушны. А кого вы в чем прощаете, того и я; ибо и я, если в чем простил кого, простил для вас от лица Христова» (2 Кор. 2; 9—10).
«Я проверить хотел вас, поэтому если вы готовы его простить, то я тем более готов. Я уже прощаю его сам, но не просто от себя, как меня оскорбившего, а от лица Иисуса Христа, потому что я обладаю Его властью». Священник тоже прощает не сам, а от лица Господа Иисуса Христа. Помните, говорится: «Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия да простит ти чадо, и аз недостойный иерей Его властию мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих» [23].
Мы, священники, прощаем от лица Христа как Его посланники, Его поручители, Его представители. Поэтому не работают рассказы: «Как он смеет прощать грехи, когда он сам грешник!» Грешник за свои грехи даст ответ Богу. Но прощает священник не от себя, а от лица Иисуса Христа. Поэтому и апостол говорит: «Я прощаю его. Как вы простили, так и я прощаю, от лица Христа». Здесь он показывает свою власть разрешать грех, отпускать грехи.
«Чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы» (2 Кор. 2; 11).
Буквально: «Чтобы не облихоимствовал сатана, не обворовал». Сатана может обворовать человека, он хочет похитить человека, сожрать его. Для Библии существуют в мире только две области, два государства: царство сатаны и Царство Божие. Царство Божие на земле — это Церковь. За ее границами ходит дьявол. И кто покидает церковь, тот может быть сожран сатаной. Поэтому апостол Павел, отлучив от церкви кровосмесника, боится, чтобы дьявол не сожрал его. Он говорит: «Я не хочу, чтобы он был сожран сатаной». Почему он так говорит? Если мы закроем глаза из-за своей ревности на дьявола и брата сожрет сатана, то, конечно, нам это на пользу не пойдет. Мы все будем обкрадены, потому что потеря одного человека — это потеря всех, поэтому для Церкви отлучение — явление редкое. Я, например, знаю, что в Московской церкви Христа отлучают по любому поводу; и в сектантских собраниях: чуть что — сразу отлучают. А Церковь отлучает, предает анафеме крайне редко: не более трех-четырех случаев за много десятилетий, потому что Церковь боится навсегда потерять человека. Церви дорог каждый человек! Именно поэтому Церковь не старается поломать людей вокруг, она призвана подражать Спасову чадолюбию. У нас не отлучают, но отпускают — в надежде, что человек вернется.
Как действует сатана? Об этом говорит апостол Павел.
«Он не всегда прямо худое внушает, но нередко и доброе, только цель у него всегда одна — наша погибель вечная. В настоящем случае он мог коринфянам внушать: как можно терпеть такого? Вы язык свят, люди обновления; место ли ему быть среди вас? Гоните его прочь. А ему другие речи мог говорить: пропал уже ты; нет тебе спасения! Брось их; видишь, какие они? Ступай опять к язычникам и живи себе как душе угодно» [22].
Дьявол всегда вдвойне работает. Христианам запрещено отрицательно относиться к раскаявшимся грешникам. Поэтому у нас в Церкви есть и гомосексуалисты покаявшиеся, и прелюбодеи покаявшиеся, и убийцы покаявшиеся, и еретики покаявшиеся, и сатанисты покаявшиеся. Господь всех призывает при условии покаяния. А сатана, наоборот, хочет выгнать. Через что? Через ревность. Ревность к «чистоте». Чистота веры, чистота церкви должна быть! Кто ее внушает? Дьявол. Апостол говорит: «Нам не безызвестны замыслы сатаны! Он под лозунгом чистоты Церкви изгоняет из нее людей, лишает их надежды на спасение». А сейчас разве не так? Кто у нас больше всех кричит, что Церковь должна быть чиста, что из нее надо повыгонять всех нечистых? Те, кто вдохновлены дьяволом! Люди, которые больше всех кричат о ревности к Православию, при этом они никого не любят. Чей дух явно говорит в них? Истинная ревность к Православию должна приводить к увеличению любви, а не к уменьшению. Ведь Бог наш — Бог любви, а не Бог ненависти. Истина и любовь нераздельны!
Любовь «не радуется неправде, а сорадуется истине» (1 Кор. 13; 6), — говорит апостол Павел. Поэтому лозунг: «Давайте будем бороться за чистоту Православия, истребляя всех» или, как поется в одной известной песне: «Мы врага настигнем по его же следу / И порвем на клочья, Господа хваля, Куликово поле — Русская победа, Куликово поле — Русская земля». Такие мысли происходят от сатаны. Именно дьявол поет свою мнимо хорошую песню, чтобы загубить как можно больше людей: ввести в отчаяние одних, а других сделать жестокими, чуждыми Церкви Божией. Не случайно те люди, которые слушаются голоса сатаны, с одной стороны, сами не каются, теряют способность к покаянию, отпадают от Церкви и, с другой стороны, преисполняются ненавистью, с ними фактически невозможно разговаривать. Они везде видят какого-нибудь заговорщика «жидомасона проклятого», врага или еще кого-то. Такое представление, конечно, чуждо Святому Евангелию и порождено дьяволом.
Апостол говорит: «Чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы» (2 Кор. 2; 11).
Смотрите, как получается: апостол знает замыслы сатаны, а сатана замыслов апостола не знает. Кто больше? Конечно, апостол! Апостол знает — а сатана нет. Почему Церковь всё время больше говорит о Боге, чем о дьяволе? Почему вне Церкви больше говорят о дьяволе, чем о Боге? Здесь прямая взаимосвязь — Бог больше дьявола.
«Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире» (1 Ин. 4; 4), — говорит апостол Иоанн Богослов.
Именно поэтому мы должны быть зачарованы Христом, а не злыми чарами сатаны. Мы должны смотреть на Господа, а не на врага.
Златоуст так говорит: «Апостол поставляет на вид коринфян общий для всех вред в случае их непослушания, ибо говорит: да не обидими будем от сатаны. Здесь он очень кстати назвал сатану обидчиком и похитителем. Ибо он не свое уже берет, но наше похищает. Ты же не о том только помышляй, что один согрешивший мог бы сделаться добычею сего зверя, но представляй и то, что угрожает опасность всему стаду уменьшением числа его, и особенно теперь, когда сатана имеет возможность возвратить потерянное им. Не неразумеваем бо умышлений его, то есть сатана и путем благочестия может привести к погибели. Ибо он не только может довести до блудодеяния, но и с противной стороны безмерною печалию во время покаяния может ввергнуть в погибель» [22].
Это общий принцип дьявола. Когда человек не грешит, он ему говорит: «Бог добрый! Он тебя простит, ну сделай разочек, ничего страшного!» А когда человек согрешил, дьявол ему говорит: «Бог злой! Знаешь, какой Он справедливый? Он тебя ни за что не простит. Нечего трепыхаться, погружайся ко дну». Таким способом — под видом благочестивого покаяния — дьявол губит человека. Но губит он еще и других людей, он губит христиан, приучая их к жестокосердию. Если человек под видом борьбы за Православие начинает ненавидеть всех окружающих, он становится добычей того же сатаны, который пожирает его душу.
«Таким образом, если сатана, вместе со своею собственностию захватывая и нашу, когда и того, кого доводит до греха, погубляет, и того, кому мы предписываем спасительное покаяние, у нас похищает, то как же назвать это, если не обидою и похищением? Ибо для него не довольно, что низлагает нас чрез грех; он и чрез покаяние делает то же, если мы не будем осторожны и осмотрительны…» [22].
Я знаю, есть люди, которые любят предаваться безмерной печали. И, конечно, им надо помнить, что за безмерной печалью стоит сатана. Не слушайте его умыслы! Плюйте на него и говорите: «Надеемся на Господа Христа Спасителя!»
Итак, «Посему апостол весьма справедливо назвал хищением и обидою тот случай, когда сатана побеждает нас нашим же оружием. Ибо ему свойственно овладевать нами чрез грех, а не чрез покаяние, которое наше есть оружие, а не его. Итак, если сатана и чрез покаяние может овладеть нами, то рассуди сам, какое постыдное для нас отсюда унижение! Как он насмехается и издевается над нами, как над бессильными и немощными, побеждая нас нашим же оружием! И подлинно, для него весьма смешно и для нас крайне постыдно, что он нашими врачевствами причиняет нам раны. Посему-то апостол и сказал: не неразумеем бо умышлений его, то есть сколь хитрый, коварный, злокозненный, злодейственный умысел скрывает сатана и на самое благочестие наше. Соображая всё сие, и мы не должны презирать никогда и никого из согрешающих. Равно, и согрешая сами, не должны предаваться отчаянию, но, опять, не должны оставаться и в беспечности; напротив, сердечно да сокрушаемся о своих беззакониях, не на словах только раскаиваясь в них (но и делом показывая и болезнование о грехах, и исправление в них истинное)» [22].
Вот что говорит нам Златоуст о нашем поведении. Думаю, всем нам очень полезно услышать эти слова, потому что чрезвычайно часто мы в эти ловушки попадаем. Или в ту и другую. Дьявол всегда предлагает два варианта, всегда предлагает нам выбор. Нормальный менеджер всегда предлагает несколько вариантов товара! Помните, как Макарий Великий видел дьявола, который шел со многими тыквочками, полными разных кушаний? Макарий спрашивает: «Ты куда идешь?» — «Иду к братьям». — «А почему тыкв много?» — «А я разные кушанья принес: одно не понравится — другое подойдет!» Тут то же самое. Не подойдет грех блуда — подойдет грех жестокости, не подойдет грех жестокости — подойдет грех ненависти, не подойдет грех ненависти — подойдет грех отчаяния. Всё хорошо, лишь бы душу погубить. Поэтому идем золотым путем: боремся с грехом и надеемся на милость Божию, а сатану игнорируем. Даже после смерти подойдут сатана с ангелами, скажут: «А этот наш! Иди сюда!» Надо сказать: «Господу одному согрешил, лукавое перед Ним сотворил! Пошли вон!» И тогда милость Божия будет с нами.
Дальше апостол Павел продолжает мысль. Он оправдывается перед коринфянами, рассказывая им о своих планах: как он хотел прийти в Коринф, почему задержался, в чем педагогическая цель его задержки. Он просит простить кровосмесника, не дожидаясь его, чтобы кровосмесник не был похищен дьяволом. Но дальше апостол вдруг резко меняет тон речи и начинает рассказывать о силе благовестия. С чем это связано? Святитель Феофан Затворник говорит, что дело в том, что апостол был охвачен Духом Святым и, когда он писал, Дух Святой повелел ему раскрывать тайны Божии. Так бывало и с пророками, когда они рассказывали — и вдруг Господь открывал им нечто совершенно новое, раскрывающее суть их прежнего действия. Здесь мы видим, что проповедь апостола, ее духовный смысл, раскрывается апостолом дальше. Ближайшие несколько глав будут посвящены описанию того, как Евангелие действует во Вселенной.
«Придя в Троаду для благовествования о Христе, хотя мне и отверста была дверь Господом, я не имел покоя духу моему, потому что не нашел там брата моего Тита; но, простившись с ними, я пошел в Македонию. Но благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте. Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему? Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренне, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2; 12—17).
Апостол говорит так: «Я собирался идти к вам, и я пришел в Троаду». Троада — это город, построенный рядом с развалинами древней Трои. Еще он назывался Труя Александрова, потому что его основал Александр Македонский. В этой Троаде апостол еще раньше устроил общину христиан, Церковь христианскую. Именно в этой Церкви, молясь, утешался. У него, действительно, было утешение, потому что там христиане крепко стояли в вере.
Каким образом обычно действует Господь? Он повелевает апостолам проповедовать Евангелие, просто рассказывать Евангелие, и когда Господь открывает это Слово Божие, оно начинает распространяться само. Задача миссионера — просто прийти и начать проповедовать. А Бог сам начнет к нему приводить людей. У нас сейчас часто говорят: «Не надо проповедовать, потому что Бог сам приведет». Нет, Писание нам так не говорит. С другой стороны, Писание не говорит, что мы должны все свои силы прикладывать, чтобы проповедовать, и только тогда, при наших больших усилиях, при нашем убеждении люди будут обращены к Богу. Писание говорит, что иногда Бог открывает дверь. Приходишь в город, начинаешь рассказывать о Господе и вдруг, чисто случайно, к тебе начинают приходить люди. Так всегда бывает — чисто случайно. Мы ездили в Можайск, к мощам преподобного Ферапонта, он ушел в монастырь — дичайшую глушь в пятнадцати километрах от Белого озера! — и к нему начали собираться люди со всей России. Совпадение какое! Люди «случайно» проходили мимо Белого озера в лесной чаще и приходили к нему. Точно также апостол: приходит, начинает рассказывать о Христе — и к нему чисто случайно начинают собираться люди. Понимаете, почему? Бог открывает дверь — и всё. То есть если бы апостол Павел не пришел в Троаду, если бы апостол Андрей не пришел в наши земли, если бы Ферапонт не ушел на Белое озеро, ничего бы не случилось, дверь бы Господь не открыл. От человека требуется усилие: человеку нужно идти, ему нужно возвещать, нужно проповедовать, ему нужно звать, но — помните! — дверь открывает Господь!
«В Троаду апостол направился из Ефеса, может быть, и сухим путем, и, посетив лежащие на пути Церкви, имел в мысли заняться проповедию Евангелия в этом городе; ибо во второе путешествие, когда он Духом Божиим веден был в Македонию чрез этот город, не видно, чтоб он в нем останавливался для проповеди. Между тем, как видно, это был неминуемый переходный пункт из Асии в Македонию и обратно…» Кто знает географию, представьте себе: Босфор и Дарданеллы — два пролива, которые разделяют Азию и Европу. Вот как раз у Дарданелл, там, где главный путь, там и находится Троада. Если идти в Европу пешком, нужно было обязательно миновать Дарданеллы. Город находился около Дарданелл. И апостолу Бог сказал заниматься в нем проповедью…
«…Дверь для проповеди была отверста: апостола слушали охотно и веровали с полною покорностию слову благодати. Если, таким образом, дверь была отверста, и отверста о Господе, то проповедь и в один день могла сделать многое. Она действует мгновенно, и одна и та же речь, тысячами ушей быв принята, могла обратить тысячи. Потому когда апостол говорит вслед за сим, что, не имея покоя, по причине неприбытия Тита, должен был оставить их, это не значит, что он бросил дело неконченным, а только что не мог долго быть у них. Дело же благовестия и засеменено, и зрело. Оно обычно и везде само зреет под действием благодати. Евангелие не многословно, но содержит всеобъятную систему ведения» [22].
Действительно, у нас есть очень небольшой текст из двенадцати пунктов, которые надо знать, чтобы принять крещение. Какой это текст? Символ веры. Для крещения необходимо знание Символа веры. Но в этом Символе сокрыта огромная бездна знаний. Мы, когда готовим людей к крещению, объясняем Символ веры в течение пяти бесед, каждая из бесед по два часа. Получается десять часов объяснения Символа веры. И это только начатки на самом-то деле. Легкий абрис того, что там скрыто. В Евангелии еще большая глубина. Оно кажется сначала очень простым, но вдумаешься, вживешься — и будут раскрываться всё новые и новые уровни смыслов. Так всегда и делает Господь: Он открывает тайну человеку и начинает постепенно его вводить в глубины…
«Эту истину подтверждает вся первоначальная проповедь апостольская. Так было и в Троаде; потому, когда на обратном пути из Эллады чрез Македонию прибыл сюда апостол, он нашел здесь веру в полном цветении и в сладостных беседах с верующими проводил целые ночи (Деян. 20; 7)». Представляете, апостол пришел к ним на воскресную литургию вечером в субботу и беседовал с ними целую ночь, а потом ушел дальше… Проповедовать…
«То, что святой Павел покоя не имел, и тени не представляет тех беспокойств, какие обычно испытываются нами по причине каких-либо личных опасностей и потерь» [22].
Не имел покоя — не означает здесь ничего похожего на наше беспокойство. О чем беспокоятся у нас? Как бы бизнес не прогорел, как бы что с детьми чего не произошло… У апостола Павла беспокойство было другое: он беспокоился всегда о деле Божием. Как говорил блаженный Августин, дела Бога не дают им покоя. Апостол Павел никак не мог успокоиться, пока не увидел, что Евангелие везде расцветает. Поэтому и говорит он в другом месте: «У меня ежедневно забота обо всех церквах» —«Кроме посторонних приключений, у меня ежедневно стечение людей, забота о всех церквах» (2 Кор. 11; 28).
«Я всё время забочусь, чтобы Церковь Божия развивалась по всему миру. Чтобы Церковь Божия цвела не только в Греции или в других местах, а во всем мире». Поэтому он везде боялся, как бы не было случайностей, которые могли бы разорить Церковь Божию. Поэтому он говорит: «Придя в Троаду для благовествования о Христе, хотя мне и отверста была дверь Господом, я не имел покоя духу моему, потому что не нашел там брата моего Тита; но, простившись с ними, я пошел в Македонию» (2 Кор. 2; 12—13).
О чем беспокоился Павел? Он боялся, что Тит не пришел, потому что в Коринфе неладно. Он не мог успокоиться — а Дух Святой молчал… Потому что Дух Святой говорит тогда, когда угодно Ему. Его невозможно загнать в рамки. Он говорит тогда, когда хочет, и то, что хочет, в тех объемах, которые Он считает полезными.
«Но благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте» (2 Кор. 2; 14).
Когда же пришел Тит, апостол узнал, что Дух Божий действует! Дух Божий сделал так, что его послание сыграло огромную роль. Его проповедь принесла плод и в Коринфе тоже. После того, как он узнал, что всё в Коринфе исправилось от одного его слова, он стал благодарить Бога, потому что Бог дает нам торжествовать. Если дословно перевести: Бог же благодарность, всегда устраивающий нам триумф во Христе. Есть такое понятие в христианстве — триумфализм. Что такое триумф? Триумф — это парад победы над неприятелем, когда прославляют победителя. Апостол и говорит, что для нас наступил день победы! Мы — триумфаторы во Христе.
«Всегда так делает для нас Господь, что, когда все будто восстает против нас и все сделанное нами будто разлагается, Он опять все восстановляет в силе и возвращает полную славу истине своей. Вот и теперь в Коринфе всё будто расстроилось, — в Асии я отягчен был сверх сил, в Троаде покоя не имел, в Македонии не лучше было; а когда пришел Тит и сказал, что было в Коринфе,  не могу не видеть и пред всеми не исповедать победоносной силы Божией, сопровождающей слово наше, устное ли то или письменное. Почему “за все прославляем Бога, Который, премудро правя нами, водит нас туда и сюда, делая всем известными и чрез нас распространяя ведение благочестия” (Феодорит)» [22].
Действительно, то, что миссия вдруг начинает развиваться, — это удивительное проявление могущественной чудотворной силы Господа Бога. И здесь он говорит: «Благодарение Богу, который устроил нам триумф! Я был разбит, но оказалось, что победа наступила».
«И благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте» (2 Кор. 2; 14). То есть Бог делает нас победителями. Вроде бы Господь использует апостолов лишь как свое орудие. Да, это так. Апостол — орудие Христа. Но эти орудия Господь и делает победителями, триумфаторами! «И аромат их благовестия делает известным во всяком месте».
Почему благовестие имеет аромат? Златоуст говорит так: «Мы, говорит, подобны царской кадильнице, потому что всюду ходим, нося с собою небесное миро, от которого исходит духовное благоухание. Сие [это] сказал он, чтобы показать силу проповеди» [22].
Действительно, когда проповедуется Евангелие царства, аромат Евангелия ни с чем нельзя спутать. Возьмите, детектив — и Евангелие… Разницу ощущаете? Согласитесь, есть разница не только в стиле — в воздействии на человека. В Евангелии есть некий духовный аромат. Когда человек слышит о Господе Христе, слова немного не такие, как в рассказах о биржевых новостях. Это очень могущественная сила.

 

На тебя смотрит Бог!

Я помню, был такой случай: у нас проходила одна конференция в рамках чтений и там велись обсуждения разных политических вопросов — какие перспективы ждут Россию, что ждет того, другого… Начался яростный спор. Мне это надоело, я вышел и сказал: «Давайте подумаем о том, что требует от нас Бог? Подумаем, к чему нас призывает Святое Писание? Давайте осмыслим происходящее с точки зрения Писания». И я обрисовал некий опыт осмысления того, что происходит в мире, с точки зрения Слова Божия. Все люди потом рассказывали, что было такое впечатление, будто речь шла о разных реальностях. То есть был сумбур и вдруг — раз! —началось нечто новое, не потому что я хороший, а потому что Божье Слово, Имя Божье, действительно, обладает неким могущественным ароматом. И то, что люди часто не хотят Имя Божие призывать, связано не с боязнью нарушить третью заповедь — «Не произноси имя Господа Бога твоего всуе!» — а с тем, что люди боятся этого аромата. Аромата благовестия, аромата Евангелия. Многие люди с большим удовольствием будут рассуждать на какие-то политические темы, о том, что нужно во славу кого-то, но не говорят о том, что нужно для славы Божией. Именно в славе Божией, которая распространяется через имя Христово, самая суть всей нашей жизни. Какой смысл нам, будут либеральные ценности — или будет сильное государство? Какая разница, если не будет вознесена слава Божия?!
Кстати, слова «аромат Евангелия» апостол взял из Книги Песни Песней, где сказано: «Имя твое — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя» (Песн. 1; 2).
Имя Христа как необыкновенный аромат мира духовного, который окутывает человека. Не случайно в церквах есть свой запах — аромат храма. Кстати, дома христиан имеют похожий запах. О чем это напоминает? О том, что в христианах действует аромат Святого Духа, который через Христа излился в нас.
Итак, говорит апостол: «Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих» (2 Кор. 2; 15). «Наша проповедь, мы сами, носители этой проповеди, обладаем некой божественной силой. В нас есть аромат Христова благоухания, и все его чувствуют: и спасающиеся, и погибающие». В чем это проявляется? В том, что люди спокойно не могут переносить слова Господа. Аромат — хорошее слово. Некий аромат есть аромат бессмертия. Особый запах слов Господних. И сами апостолы, которые носят этот запах — они тоже переполнены знания Господня. Там, куда они являлись, они говорили только о Христе. Их называли мономанами, сторонниками одной идеи, но проигнорировать их было невозможно. Как сейчас — даже самого грешного христианина сложно проигнорировать, когда он начинает говорить о Боге. Человек спокойно не может это переносить. Замечали, может быть, когда говоришь о Христе Спасителе, у людей начинается беспокойство, «охота к перемене мест».
Феофан Затворник говорит так: «Слово их было только о Нем, силы являли они только о имени Его, верующих освящали именем Его, заповеди давали от лица Его, Церкви созидали во славу Его, и все, что от них ни исходило, всё было о Христе, для Христа, от Христа. Так осязательно они были благоухание Христово! И это как для спасаемых, так и для погибающих» [22].
Кто такие спасаемые? Человек должен увериться, что Иисус Христос послан Отцом Своим небесным, что Он Сын Божий, от Бога Отца рожденный, пришедший спасти нас, и только в Нем спасение. Как увериться? Проверить — было ли так или нет. Узнав, что спасение во Христе – от Бога (а душа это сразу чувствует, но можно и логически проверить: факт воскресения Христа из мертвых является ключевым фактом христианства), после этого человек, уже больше не рассуждая, доверяется Христу, принимает Святое Крещение, получает аромат Святого Духа при миропомазании, получает самого Христа в Причастии и живет Христовой жизнью. Он — спасающийся. Христос спасает его. Человек, который отверг Христа, — погибающий. Это те, кто отвратился от благовестия и враждебно относится к нему, а также к благовествующим, к тем, кто его приносит. Часто люди хотят, чтобы христианство стало религией для всех. Есть такое желание, чтобы православная вера стала господствующей, чтобы все русские люди, и не только русские, стали православными. Это желание, конечно, естественное и нормальное — сам Бог этого желает. Но Бог предупреждает: этого не будет никогда. Потому что многие люди не хотят прекращать злодействовать, а злодей не может принять Христа. Христос ему — прямое осуждение. Сам Лик Иисусов для него осуждение. Именно потому, что злодей не желает раскаяться, он будет придумывать причины, почему он этого не делает. Поэтому и сказано, что аромат Христа неопровержим. Запах нельзя спрятать. Все чувствуют запах, но одни говорят: «Фу, какая вонь!», а другие говорят: «Ах, какой аромат!». Как говорит Златоуст, есть такая легенда, что птицы грифы не выносят запаха мирры, им плохо становится от аромата мирры. Они привыкли к падали, к гниению. Вот так и духовные грифы-падальщики не выносят запаха Христа. Есть люди, которым отвратительно в Церкви всё. Они приходят в Церковь и говорят: «Это у вас плохо, это плохо и это плохо…» А почему? Им аромат отвратителен. Ощущая аромат, они чувствуют силу, и она им враждебна. Они воспринимают Церковь и всё, что в Церкви, как что-то жгущее их. И правильно воспринимают. Церковь, действительно, жжет их. Есть люди, которые коллекционируют нападки на Церковь, на Христа, на Слово Божие. У нас против Слова Божия выдвигают такие аргументы, какие не выдвигают вообще ни против чего. У нас к Церкви предъявляют такие требования, как не предъявляют ни к кому вообще. Любой слух о возможности совершения греха священником раздувается до невозможности. «Возможно, человек совершил грех, а значит, Церковь греховна». Лишь бы найти повод! Есть хорошая русская пословица: свинья грязь найдет.
Феофан Затворник говорит так: «Для тех и других [и для спасаемых, и для погибающих] они [апостолы] были благоухание Христово. Тем и другим они ясно, убедительно и осязательно представляли, что иного спасения нет, как в Господе Иисусе Христе; те и другие хорошо понимали, в чем сила сего слова благовестия; но одни принимали его и спасались, а другие отвращались от него и оставались в своей погибели. В том, что есть спасаемые и погибающие, ничего нет рокового, хотя на опыте можно видеть, как иные неудержимо стремятся в пагубу…» [22].
Их невозможно удержать. Много есть людей, которых никак невозможно остановить, они делают зло и не могут остановиться, не хотят остановиться. Как говорил Бог: «Переступили даже всякую меру во зле» (Иер. 5; 28).
Здесь как раз об этом говорит святой Феофан: «…иные неудержимо стремятся в пагубу, несмотря на все заботы об их спасении, а другие держатся твердо на спасительном пути, несмотря на окружающие их неблагоприятности спасения. Без Бога нет спасения; и Он всем хочет спастися, только никого не неволя. Потому если есть погибающие, то потому, что не хотят спасаться. Хотя то, почему иные не хотят, изъяснить мы не в силах; однако же то несомненно, что конечная того причина в их произволении» [22].
Я немного добавлю и скажу так: причина еще в некоем мятежном настрое человека. Человек хочет жить сам. Человек хочет, чтобы у него был какой-то кусочек, который был бы «только мой, куда я Бога не пущу», «я хочу сам править своей жизнью», «не смейте ко мне лезть!» Как только выделишь кусочек «только для себя» — этот кусочек станет центром мятежа. Если скажешь: «Я всё готов пожертвовать Богу, но один процент жизни не пожертвую» — всё. Этот процент и станет отравой, которая тебя погубит!
Апостол дальше говорит: «Для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь» (2 Кор. 2; 16).
Благоухание Христово очевидно для всех, но для одних — это запах смертоносный, который говорит им о смерти. Человек почитал Евангелие, отверг его, и душа его определилась. Заметьте, Писание нам не говорит, что Бог бесконечно будет давать шансы. Библия не говорит, Евангелие не говорит и Предание Церкви не говорит, что Бог бесконечно дает возможность измениться. Нет. Бывает, человеку вообще дается только один шанс. Потому что свобода выбора существует для выбора. Если человек сделал выбор, если он отверг благовестие Божие, Бог не будет расправляться с ним дальше. Это страшное состояние, о нем здесь апостол говорит: «Для одних это запах смертоносный в смерть». Человеку предложили Слово Божие, а он отказался. Он в аду уже на земле. Он отверг Бога, и поэтому сказано: «Из смерти в смерть». Из смерти, в которой он находился, он отказался выйти, и он уходит в смерть вечную. Он навсегда определился в смерть. И определился через что? Через отвержение света Евангелия.
Недаром Симеон Богоприимец (обратился к Богородице со словами —примеч. ред.): «Лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий» (Лк. 2; 34).
В переводе с греческого буквально — в знак скандала. Знак, вокруг которого скандал будет всё время. Прогуляйтесь сейчас по улице, увидите рекламу фильма режиссера Рона Ховарда по роману Дэна Брауна «Ангелы и демоны». Опять всё продолжается: нападки на Церковь, не только Римо-католическую, но и на Православную — вообще нападки на Христову Церковь, на веру во Христа Спасителя. Волны нападок на Бога продолжаются. И так будет дальше. Не удивляйтесь, не ожидайте другого. Люди не выносят Христа, не могут вынести Его. Почитали бы, какие мне письма присылают мусульмане! Я таких ругательств и не знал раньше, пока мне мусульмане не стали письма присылать. Людей корежит, по-настоящему корежит, потому что запах смертоносный в них действует.
«Всем предлагаем мы благоухание Христово, но не все ощущающие оное приобретают спасение. Ибо для болезненных глаз и свет опасен и враждебен; однако же не солнце причиняет вред. (…) Так и спасительная проповедь верующим доставляет спасение, а неверующим причиняет погибель (Феодорит)» [22].
Потому и нужно Евангелие возвещать всем — чтобы все могли сделать выбор. Мы не знаем, мы не можем сказать, кто примет, кто не примет. Здесь тайна сердца человеческого, тайна выбора человека. На этот выбор не влияет ничто: ни воспитание, ни происхождение, ни национальность, ни даже грехи, которые сделал человек раньше, — даже они не влияют! Потому что человек может совершить грехи и сожалеть о них. А может сделать небольшой грех и гордиться им. Как человек к греху относится — это неизвестно. Поэтому мы приносим Слово Божие всем, Евангелие приносим всем, но одни люди отвергают, а другие принимают. По сердечному желанию. Феофан говорит: «Представьте себе: есть одна и та же пища — одним отвратительна, другим приятна. Вот также и Евангелие».
«Есть яства, которые один принимает с удовольствием, а другой и запаха их сносить не может, и когда ощутит его, то испытывает сотрясение во всем своем теле. Природа яств одна и та же; то, что они так противоположно действуют на тех и других, зависит от случайных настроений их организма. Христос Господь есть существенная жизнь для всех нас; и благовестие о Нем по существу своему животворные для всех содержит начала; между тем по случайным нравственным настроениям для одних оно — жизнь, для других — смерть» [22].
Евангелие, действительно, имеет определенный вкус. Православную веру ни с чем не спутаешь. Православные книги имеют совершенно четкий вкус, аромат. Только одним не приятный, а другим приятный. Поэтому сказано: «Другим же запах из жизни в жизнь».
«А для других запах живительный на жизнь» (2 Кор. 2; 16). То есть Христос — это жизнь наша. Помните, Он говорил: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет» (Иоан. 11; 25).
И человек, который признает Его, почувствует аромат, почувствует, что душа оживает, расправляется. Те, кто пришли в храм взрослыми, возможно, замечали, что жили, как будто скукоженные, и вдруг начали дышать полными легкими. Приходишь в храм Божий — и начинаешь жить Божией жизнью. Это запах живительный подействовал, который оживил и ведет в жизнь. В жизнь вечную уже на земле, а потом в вечности. А если я начинаю возмущаться храмом, возмущаться Богом, то всё, — значит, никакого спасения не будет!
«Но спасается ли кто или погибает, — проповедь Евангельская всегда удерживает свое достоинство. Как свет, и тогда, как ослепляет слабых зрением, остается светом, хотя ослепляет; или как мед, хотя бы казался горьким для больных, не перестает быть сладким по своей сущности, — точно так же и благовестие о Христе всегда имеет свойственное ему благоухание, хотя не верующие сему благовестию и погибают; ибо губит их не благовестие, но собственное их ожесточение. И погибелию нечестивых еще более обнаруживается благоухание проповеди. Таким образом, сила благовестия обнаруживается не только в спасении добрых, но и в погибели нечестивых, ибо и солнце потому особенно и ослепляет взоры слабых, что светит очень ясно. Также и Спаситель, хотя “лежит на падение и на восстание многих” (Лк. 2; 34), однако не перестает быть Спасителем и тогда, когда бесчисленное множество людей падает. Итак, благовестие всегда есть спасительное благоухание; но, обоняя благоухание сие, одни спасаются, а другие погибают, — так, впрочем, что если кто погибает, тот бывает сам виною своей погибели (святой Златоуст)» [22; Беседа 5].
«Для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему?» (2 Кор. 2; 16). Апостол добавляет: «И кто к этому достаточен?» Что это значит? То есть, кто может сказать, что он сам является причиной спасения? Апостол говорит: «Действительно, через нас сияет благоухание, мы источаем благоухание. Но кто из людей может его выработать?» Кто может дать такую силу слову, чтобы оно делило людей на две части? Разве человек может такое сделать сам? Даже косноязычные люди могут быть блестящими проповедниками, когда несут чистое слово — в силу того, что действует само слово. Живительное слово само разделяет людей — на одних и других, пополам. И никто здесь не должен приписывать себе славу, потому что никто не может объяснить, как спасение происходит, и никто никаким образом не может сам выработать благоухание благодати.
«Поелику [поскольку] апостол так много сказал великого и необычайного, усвояя себе повсеместное торжество, то опять старается умерить сказанное, всё относя к Богу. Он говорит как бы: всё сие Христово, и нет ничего нашего. Лжеапостолы хвалятся проповедию как своею; напротив, истинный апостол в похвалу себе вменяет то, что ничего не называет своим. Почему и говорит: и к сим кто доволен? Откуда уже само собою следовало: а если мы сами по себе не довольны к сему, то всё происходящее с нами и чрез нас есть дело благодати» [22].
Поэтому апостол и говорит: «Ибо мы не повреждаем слова Божия, как многие, но проповедуем искренне, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2; 17).
Или дословно: «Ибо ведь мы, как многие, не корчемствуем слово Божие, не распродаем слово Божие, но говорим из чистоты, как от Бога, перед Богом, во Христе». Что значит «корчемствовать слово Божие»? Здесь важно понять и запомнить. Апостол говорит, что есть лжеучителя, которые корчемствуют слово Божие. Что такое корчма? Трактир, бар по-современному. А теперь представьте себе, что хозяин бара решил подзаработать. Берет вино — чтоб побольше было, что нужно сделать? Разбавить. А что значит «корчемствовать слово Божие»? То же самое — берется слово Божие и разводится. Комментарий Феофана Затворника очень точен. Его нужно запомнить, потому что это проверка — православный ли проповедник или неправославный.
«Корчемники, чтобы больше иметь дохода, подливают в вино воду, а чтоб эта смесь не потеряла цвета и вкуса вина, подмешивают туда и еще что-нибудь и, таким образом, продают будто настоящее вино, но оно уже не настоящее: и силы той не имеет, и на здоровье действует вредно. Подобны им примешивающие к чистому слову благовестия свои мудрования» [22].
Человек, вместо того чтобы рассказывать просто, как Господь передал Евангелие, слово Божие, начинает его разводить, чтобы людям было понятнее, чтобы было доходчивее, яснее. Не объяснять и разжевывать то, что там написано, а начинает добавлять отсебятинки.
«Хотя бы такие мудрования и не были ложны, а были прибавляемы в виде объяснения дела по началам ума, — и тогда они, расширяя и разводя слово без нужды, ослабляют его и отнимают у него силу и целительность, какие свойственны ему в его целости беспримесной» [22].
Если мы говорим: «Бог говорит так. Но как это можно применить в современной жизни? Конечно, в строгом смысле нужно так, но можно снисхождение оказать и вот такое оказать…», то есть начинаем извращать слово Божие. Бог говорит одно — а люди говорят другое. Господь за это фарисеев укорял. Помните, они родителям говорили: «…дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался» (Мф. 15; 5).
Поэтому они считали себя не обязанными обеспечивать родителей. Это и есть подмена слова Божия своими собственными преданиями.
«Если же примешивается ложь, то всё уже извращается и слова благовестия становятся зловестием» [22].
Если добавляются ложные откровения, ложные учения, то это уже не благовестие, а зловестие. Люди говорят о том или ином проповеднике: «Он же столько людей привел в Церковь!» Но если он привел людей при помощи зловестия, он привел их не в Церковь. Если человек не верит так, как говорит Священное Писание, как говорит учение Церкви, он не в Церкви. Он причащается в суд и в осуждение. Поэтому и добавляет здесь апостол, что нельзя корчемствовать слово Божие, нельзя его разбавлять, тем более добавлять отсебятину, ложь. Например, Лютер сказал: «Мы спасаемся только верой!» Ему говорят: «Простите, слова «только» нет в Писании». Он отвечает: «Скажите, что это от доктора Лютера». Так появился протестантизм, отсебятина. Вместо слова Божия получилось самое настоящее зловестие — злая весть о Боге, не наказывающем и не спасающем.
«Апостол говорит: мы ничего такого не делаем, — не только лжи, но и никакого своего мудрования не прилагаем к слову благовестия, передавая его в его природной чистоте, — так, как приняли его от Бога, — как лица сознающие, что говорим пред очами Самого Бога, говорим во Христе, Его силою, Его охранением, в Его славу, или яко Его дело исполняющие» [22].
Когда проповедуешь слово Божие, когда объясняешь учение Церкви, ты должен понимать, что на тебя смотрит Бог. Перед Ним ты это должен делать, в Его славу, Его силой, а не во славу свою. И не пытайся снизойти к другому человеку.
Златоуст, толкуя это, говорит так: «Хотя мы, говорит апостол, возвещаем много великого и необычайного, впрочем, ничего не присвояем себе, напротив, всё относим ко Христу. Мы не хотим подражать лжеапостолам, которые много присвояют себе самим, ибо это значило бы поступать подобно корчемнику, когда он подделывает вино или продает за деньги то, что надлежало бы давать даром. В самом деле, мне кажется, что апостол здесь искусно осмеивает любостяжание лжеапостолов и намекает на то, о чем я прежде говорил, то есть что они проповедуют Божественное с примесью своего собственного. Обличая тот же порок, и Исаия говорит: кормчемницы твои мешают вино с водою (Ис. 1; 22). Хотя это сказано о вине, впрочем, не погрешит, кто отнесет сие и к учению. Не так, говорит, поступаем мы; но во что уверовали сами, то же предлагаем и другим, и преподаем учение чистое, без всякой примеси» [22].
Сейчас некоторые говорят: «Есть учение для совершенных — а есть учение для людей грубых». В древности гностики говорили так: «Грубые христиане верят, что тело воскреснет, а мы, духовные, знаем, что речь идет о духовном воскресении. Глупые христиане думают, что после смерти душа идет или в ад, или в рай, а мы, духовные, знаем, что есть реинкарнация». Сейчас новые гностики говорят так: «Грубые христиане думают, что Бог наказывает за грех и награждает за добродетель. А истинные знают, что Бог никого не награждает и не наказывает». Это и есть та самая ложь, которая недопустима. Мы не имеем права унижать тех, к кому мы обращаемся. Мы не должны обращаться к людям, которые нас слушают, как к идиотам. Они имеют право знать точное Откровение — без прибавок, без убавок, в чистом виде. Как говорил святой Викентий Лиринский, предание заключается в том, чтобы передать то, что ты получил. Если тебе дали золото — изволь передать золото. Мне не нужна начищенная медь вместо золота. Мне не нужны фальшивки вместо настоящих монет. Точно также и мы должны передать то, чему мы научены Богом. Бог нам передал — мы должны точно передать дальше. Бог нам сказал? Всё. Разговоры «правду ли сказал Бог?» кто вел? Кто впервые сказал так: «Точно ли сказал Бог?». Бог сказал: «Сие есть Тело Мое, сие есть Кровь Моя». Значит, Тело и Кровь. Не образы, не символы — Тело и Кровь [26].
«И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая» (Мк. 14; 22—24).
«И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25; 46).
Бог сказал, что пойдут праведники в жизнь вечную — не временную! в вечную, — а грешники — в огонь вечный. Бог говорит, что Он наказывает, — значит, наказывает. Бог говорит, что награждает, — значит, награждает. Как Бог передал, так и есть. Не надо отсебятины, не надо разжевывать людям, не надо пытаться войти в какие-то договоренности. Не нравится людям — их проблемы. Не нравится, значит, это запах смертоносный для них.
Недаром Господь сказал: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! ибо так поступали с лжепророками отцы их» (Лк. 6; 26).
И поэтому Павел добавляет, что мы «проповедуем искренне, как от Бога, пред Богом, во Христе» (2 Кор. 2; 17).
Мы говорим чистое слово, «то есть не с тем проповедуем, чтоб обманывать вас, как бы свое дарствуя вам что-нибудь, или от себя что-нибудь привнося и примешивая, — но “яко от Бога”, то есть не говорим, будто мы от себя что-нибудь дарствуем вам, но утверждаем, что мы всё получили от Бога; ибо выражение: “яко от Бога” значит ничем не хвалиться, как своим, но всё приписывать Богу. Во Христе глаголем, то есть всё говорим не от нашей мудрости, но просвещаемые силою Христовою» [22].
«Потому и действует наше слово, — говорит апостол Павел, — что оно беспримесное, оно чистое, без разбавления». Действительно, слово Божие, которое без примеси, действенно! Смешанное же — никому ничем не поможет. Известно, что либералы, которые хотят подогнать слово Божие под современность, никого не обратили. А те люди, которые просто исполняют Святое Евангелие, ничего не прибавляя к нему и не убавляя, обратили многих. Вот в этом разница. И для нас важно: если мы храним слово Божие в чистоте — мы спасаемые, а вот если фальшивка — то мы погибнем. Поэтому, как говорит древнее незаписанное изречение Господа: «Будьте хорошими корчемниками». Проверяйте, что вам дают, — чтобы не подсунули вам фальшивки вместо благовестия!

 

Христианство не только сердечно, но и логично

Апостол Павел перешел к рассказу о том, как действует Евангелие в этом мире, каким образом совершается служение благовествованию в этом мире. Потому что для апостола Павла, и вообще для Нового Завета, Евангелие — это не просто информация к размышлению, а некий способ подачи живительных слов Бога. Господь сказал, что Его слова — слова живые, дух жизни, поэтому служение Евангелию — для апостола — это некая литургия слова. Кстати говоря, Церковь до сих пор сохранила это представление, поэтому, в отличие от протестантских направлений в Церкви принято Библией молиться. У нас большая часть богослужения соткана из Библии, мы ею молимся. Когда читается Евангелие, оно читается с молитвой и читается как некая жертва Богу, жертва уст, благославящих Бога. Сейчас же речь идет о том, как апостол обращается к коринфянам с обличением их за неправильное отношение к себе.
«Неужели нам снова знакомиться с вами? Неужели нужны для нас, как для некоторых, одобрительные письма к вам или от вас? Вы — наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы — письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца. Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит. Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — то не гораздо ли более должно быть славно служение духа? Ибо если служение осуждения славно, то тем паче изобилует славою служение оправдания. То прославленное даже не оказывается славным с сей стороны, по причине преимущественной славы последующего. Ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее. Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего» (2 Кор. 3; 1—13).
Итак, апостол говорит, переходя к обличению коринфян: «Начинать ли нам самих себя представлять? Разве нуждаемся мы, как некоторые, в представительных посланиях к вам или от вас? Вы ведете сейчас себя как чужие. Неужели нам снова нужно с вами знакомиться?» Зачем рекомендательные письма нужны? Чтобы показать, что человек себя на работе положительно зарекомендовал, что он не подведет, не ворует и всё такое… Но апостолы, когда приходили в какие-то города, никогда не пользовались никакими рекомендациями. Почему? Потому что лучшая рекомендация — рекомендация Духа, который в них пребывает. Лучшей рекомендацией являются чудеса и сила слова, которая с ними была. Люди смотрели на их дела, слушали их слова, которые проникали в сердце. Сами знаете, у Евангелия есть такая особенность, что иногда лучше его не читать: когда хочешь сделать зло и не хочешь, чтобы Бог тебя обличил. А то случайно откроешь — а там прямо про тебя написано. Замечали такое? Из этого удостоверения рождалась вера, за ней следовало освящение и обновление благодати, и сообщение особых даров. Таким образом, вместо рекомендаций сам Дух действовал, сам Дух Святой рекомендовал апостолов. Это самая лучшая рекомендация, которая может быть, — рекомендация от Господа Бога. С этого момента апостолы уже властвовали над глубинами духа человека — они проявляли в них живительную силу Божию! Люди начинали доверять апостолам не просто со слов других людей, а по собственной внутренней убежденности в их правоте!
Помните, как самаряне сказали: «…уже не по твоим речам веруем, ибо сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира, Христос» (Иоан. 4; 42).
Апостолы также приходили и говорили, что мы уже не по Твоим словам верим, мы уже видим, что Ты — Мессия, Спаситель. Когда окружающие увидели, что стала появляться группа людей, которые начали меняться, жить новой жизнью, творить чудеса, жить по-евангельски, и в них стала действовать совершенно немыслимая сила, — они начинали удивляться, и собираться, и внимать, и верить. Поэтому Господь и говорит: «Мне не нужно вас рекомендовать, потому что Я видел, как вы перерождались». То же самое можно сказать и про вас: нам не нужно рекомендовать тех людей, которые здесь меняются. Любой священник видит, кто меняется, кто не меняется, кто желает жить по заповедям, кто не желает, кто останется в храме, а кто из храма уйдет или будет изгнан. Это всё видно по внутреннему изменению людей. Человек, который желает жить по заповедям, будет искать способ жить по заповедям. Кто не желает жить по заповедям, будет искать способ объяснить, почему священник плохой. Если хочешь найти самооправдание, ты его найдешь. Только зачем его искать? Поэтому апостол говорит здесь так: «Нужно ли нам рекомендоваться, что мы апостолы? Нет, не нужно, вы — наши рекомендательные письма! Я сказал — вы изменились. Вы — наша рекомендация!» Элементарный пример: если бы наш храм был безблагодатный, к нам бы сюда никто не собирался. В пустой колодец за водой не ходят! Люди меняются, преображаются, бросают зло, начинают творить добро…
«Вы — наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками» (2 Кор. 3; 2).
Вы — наше рекомендательное письмо, которое записано в наших сердцах! Почему так апостол говорит? Когда Господь через одного человека обращает другого человека к Богу, то возникает некое духовное родство между ними. Это то сродство с человеком, когда он впервые поисповедовался у священника. Не просто формально, а изменился, бросил зло, вышел из заблуждения. Естественно, я помню людей, с которыми долго работал и которые резко изменились. Они записаны в моем сердце и записаны в моих молитвах. Пускай не в «Помяннике», которого у меня нет, а в именах, памяти, сердце…
Есть, конечно, проблема у священников: чем больше времени прошло со дня рукоположения священника, тем дольше он стоит у проскомидии. Я помню старых священников, которые приходили часа за три до литургии, чтобы всех своих помянуть. Это то, о чём апостол говорит: «Записаны в сердце», но «узнаваемое и читаемое всеми человеками». То есть то изменение, которое происходит в людях, оно вполне очевидно, и замечают его все. Так и есть. Разве посторонние люди не замечают, когда человек начинает ходить в храм, жить по заповедям? Очень даже замечают. Действительно — «письмо, читаемое всеми людьми». Другое дело, что прочтение вызывает разную реакцию. Но никто и не обещал, что реакция будет хорошая! Некоторые говорят: «Да ты совсем с ума сошел! Поглупел, что ли? Ты в секту попал! Ты в храм зачастил! Понимаю, православным быть надо, но зачем же фанатиком быть. Сходил раз в месяц — и нормально! А то зачастил: каждое воскресенье — в храм… Еще и Библию изучать хочешь?! Так это только сектанты Библию изучают! Зачем православным Библия? Постишься-то зачем? Совсем свое здоровье угробишь!..» Знакомая картинка? «Письмо, узнаваемое и читаемое всеми людьми. Православному человеку замаскироваться невозможно, даже и не пытайтесь!» — сказал апостол Павел.
Господь прямо сказал: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5; 14).
Так и получится: не сможете спрятаться — всё равно все люди прочитают, никуда не денетесь!
И дальше апостол говорит: «Вы показываете собою, что вы — письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3; 3).
Апостол говорит, что вы — письмо Христа. Почему христианином быть сложно? Потому что мы на виду? «А-а, он христианин! Ему нельзя то, что можно нам!» Иногда даже то, что можно, запрещают. Люди начинают смотреть на христианина как на инопланетянина. И, замечу, правильно смотрят! Всё же из нового космоса! Мы же с вами — граждане Неба. Поэтому и воспринимают нас как письмо Христа. Поэтому христианину жить тяжело. Но, зато, какая честь! Письмо Самого Бога! «Мы дали заповедь, и она стала исполняться». Христиане доказывают, что Евангелие — это книга, написанная не ради развлечения, не невыполнимые требования! Евангелие подтверждается святыми. Как хорошо сказал один человек (его цитирует митрополит Сурожский Антоний): «Никто не стал бы монахом, если бы не увидел лицо другого в сиянии вечной жизни». Это, действительно, так. И апостол, обращаясь к коринфянам, христианам, говорит: «Вы — письмо Христа! В вас сияет жизнь вечная!» И в нас! Мы — глиняные сосуды, но Дух Божий через нас сияет! Разве не так? Разве к нам не обращаются как к письму Христа? Разве к нам не обращаются с просьбой разъяснить заповеди Господни? Да, мы — письмо Христа. Я понимаю ответственность. Иногда хочется залезть куда-нибудь, сидеть в уголочке, не отсвечивать… Не получится — «город не спрячешь»! Шило в мешке, как говорится, не утаишь. «Вы — письмо Христово, через служение наше написанное», то есть «Мы — служители, мы вписали, — говорит апостол, — вас в это письмо. Мы — только слуги, мы — перо». Если я кому-то что-то говорю и человек исправился, я — перо Божие. Перо! Писал Бог! Мне будет честь как перу Божиему, но впишет Сам Господь. Есть своя честь у вписывающего, то есть у священника, — есть своя честь у письма, то есть у вас, но, в первую очередь, вся эта честь — честь Господа Бога Вписавшего!
«Написанное не чернилами, но Духом Бога Живаго» (2 Кор. 3; 3).
Дело в том, что апостол Павел дает аллюзию, косвенную ссылку, на предсказание пророка Иеремии.
«Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом» (Иер. 31; 31—33). Эти слова пророка исполнились сейчас на нас, на христианах. На нас заповеди написаны не вне, а внутри.
Есть замечательное истолкование Феофана, которое я не могу не прочитать: «Обыкновенно пишут на бумаге чернилами. Желающий знать написанное читает, понимает и принимает: так оно переходит к нему внутрь — в сознание, и там умом понимается, сердцем ощущается и вступает в чин возбудителя желаний и деятельной энергии» [22].
Некоторая информация приходит извне, я ее прочитал, освоил — и, наконец, сердцем сказал: «Всё, решили делать так!» И начинаем делать так, так и так. И человек оказывается в числе действующих. Помните, когда мы толковали Послание евангелиста Иоанна, мы обратили внимание на очень интересный момент: апостол Иоанн обещал, что нам дано помазание, которое уже не требует другого учителя. Потому что это помазание само учит нас! То учение, которое вы получаете, напоминает вам то, что вы и так знаете. Разве не так? Разве то, что вам в сердце от Бога пришло, не согласно с тем, что Господь в заповедях говорит? Возникает полное согласие! Cлужение Слову, которое совершает священник, — это напоминание слов Духа, которое совершается тем же самым Святым Духом! Поэтому интересно, насколько отличается восприятие слов Священного Писания крещеными и некрещеными. Некрещеный в Писании видит одни противоречия — крещеный видит единую заповедь Божию. Для некрещеного Писание — внешнее, а для крещеного Писание соответствует Духу, который внутри живет: Духу Святому от Отца Исходящему, Духу Бога Живого. Именно поэтому у светских толкователей противоречие на противоречии, ошибка на ошибке — а у святых отцов ни одной ошибки нет. Они видят Писание, но никто никакой ошибки не наблюдает. Разница в наличии или отсутствии Духа Святого! Поэтому и говорится, что Писание дано для Церкви, а не для внешних. Это церковный документ.
Итак, «С вами, говорит [апостол], не так было: Дух Божий прямо проник в сердца ваши и там живописал истины спасения, преобразившие вас и исшедшие потом в дело. Вместе с словом благовестия, — духодвижным и духоносным» [22].
Я много раз проверял его на себе как миссионер. Что происходит, когда ты дискутируешь о каких-то религиозных вещах — слово против слова? Это важно, это разбивает некие стереотипы, но это ещё неспособно ничего донести до человека. Человек преображается, когда ты просто говоришь ему Слово Божие. Говоришь: «На самом деле Бог говорит так, так и так. Хочешь — слушайся, хочешь — нет. Послушаешься — Бог тебя спасет, нет — получишь возмездие. Аминь. Спор закончен. Не нравится — не ешь». И тут происходит важное — люди меняются. Причем меняются в обоих случаях: принимают — или не принимают. Наступает момент выбора. Действительно, ты просто передаешь благовестие, и благовестие вдруг врывается в самую сердцевину выбора человека. Оно подходит к глубинам его сердца, где и происходит реальный выбор между Богом и дьяволом. Расскажу, как это бывает видно по лицу. Человек вроде спорил, вдруг — раз! — и замолчал, будто его ударила молния, остановился: «Дай подумаю». Или, наоборот, вдруг резко меняется, на лице появляется злоба и ярость, и начинается богохульство. Произошёл момент выбора. Дух Святой коснулся глубины духа человеческого — и человек выбрал. То есть миссионер сделал своё дело. Это та самая граница, о которой говорит здесь апостол Павел. Вещь-то экспериментально проверяемая, между прочим. Не существовавшая когда-то, в первом веке, — до сих пор тоже самое. И мы с вами вряд ли стали христианами после долгих убеждений. Был момент толчка. Незаметный, казалось бы, а Дух Святой взял и подействовал. Сказал: «Всё! Выбирай: или принимаешь — или отвергаешь».
«Вместе с словом благовестия, — духодвижным и духоносным, — Дух Божий проходит ко внутреннему человеку и возбуждает его к вниманию. Внемлющий, принимая чрез слова представление за представлением, узревает, наконец, в чем дело и что требуется. По узрении этого, не без содействия благодати, ему предлежит решить, согласен или не согласен. Дух благодати отстраняется при сем: решение принадлежит свободе». Вот это границы свободы. Не выбрал — потому что так захотел, или выбрал — потому что захотел. Никаких объяснений больше нет и быть не может. Это та точка, с которой всё начинается. «Но когда внутри изречется согласие, то оно закрепляется в существе души благодатию, причем и всё слышанное из ума, где оно собрано было вниманием, переходит в сердце и печатлеется там живосоставно. Это первое — начальное писание. В нем программа новой жизни, которой требования отсюда же исходят, но не вдруг сознаются и приемлются». Вот интересно: программа уже есть, но она осознается человеком постепенно. «Христианство — не теория, а жизнь» [22].
Поэтому коммунистом можешь ты не быть всегда, а вот христианином — обязан. Теория не может охватить всего человека, а христианство может. «Изрекающий согласие принять его принимает обязательство и жить по нему. Эти требования жизни тотчас и входят в сознание и приемлются совестию в закон. Но при всём том, это новый процесс внутренней духовной жизни» [22].
 «Дух благодати помогает ясно вообразить всё требуемое и снова отступает, чтобы свобода сама непринужденно изрекла согласие на это. Когда изречется сие согласие, Дух благодати всё сознанное, как условие христианской жизни, печатлеет тогда в совести и в сердце: и се живописанные скрижали закона жизни о Христе Иисусе! Это второе писание. Третье писание продолжается непрерывно во всю жизнь. Ничто из этого не делается без Божественных таинств: первое писание завершается святым крещением; второе — святым миропомазанием, а при Апостолах — возложением рук; третье — всю жизнь повторяющимися таинствами покаяния и причащения. Таким образом, верует кто, возрождается, вступает в новую жизнь и ведет сию жизнь, — всё действием Духа Божия. Если всё сие и есть именно писание Христово, то само собою очевидно, почему оно написанным почитается не чернилами, а Духом Бога жива» [22].

 

Противопоставление Ветхого и Нового Заветов

«Не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца», — добавляет апостол (2 Кор. 3; 3).
В чем разница? Почему такое противопоставление? В чем суть Ветхого Завета? Есть прекрасные, угодные Богу заповеди. Как они были даны? Сначала Бог дал скрижали Моисею, но эти Божии скрижали Моисей во гневе разбил, когда, спустившись с горы, увидел, что евреи сотворили золотого тельца и поклонились ему.
Тогда Бог приказал: «И сказал Господь Моисею: вытеши себе две скрижали каменные» (Исх. 34; 1). Это всё не случайно, понимаете? Это символ. «…И Я напишу на сих скрижалях слова» (Исх. 34; 1).
И Бог Своим перстом, начертал изображения десяти заповедей. Скрижали стояли перед лицом: «Надо сделать то-то и то-то. Не сделаешь — убью. Будешь прелюбодействовать — убью. Будешь воровать — убью. Будешь поклоняться идолам — тоже убью». Не хочешь, а надо. Вперед! Да, грубо, да, негуманно, я всё понимаю… Зато есть возможность вытащить человека из скотства…
Недаром говорит апостол Павел в Послании к Галатам: «Итак закон был для нас детоводителем ко Христу» (Гал. 3; 24).
Он внешний. Внутри человек может не соглашаться, но — надо. Это и есть скрижали каменные, о которых говорилось в Ветхом Завете. В этом вся суть Ветхого Завета. Итак, на чем пишет Дух Святой? Дух Святой пишет на (плотских) плотяных скрижалях сердца. Сердце становится скрижалями закона внутреннего, то есть человек сердцем знает и понимает, как должно поступать. Человек приучается к заповедям, приобретает вкус к заповедям, они ему нравятся. Он начинает понимать логику доброделания. Как действует сила Божия? — «Я верю в Христа, я люблю Его, значит, я должен Его заповеди исполнять». Сначала мне не нравится — ну что ж, придется поменять то, что нравится. Если не понимаешь — придется себя как-то изменять, придется править свое сердце. Некоторые говорят: «Мое сердце с этим несогласно». Я им на это отвечаю: «Ну и что? Мало ли с чем оно несогласно. Не хватало ещё слушаться сердца» — «Сердцу не прикажешь» — «Как это не прикажешь? Еще как прикажешь!» И постепенно сердце выправляется. Был такой интересный человек, который сказал, что праведник — это человек с выправленным сердцем. Это и есть законы, написанные внутри сердца. Человек из глубины духа и так понимает, что ему должно делать. На самом деле, праведникам закон не лежит. Помните, апостол Павел об этом говорит в Послании к Тимофею? Действительно, закон дан не для праведников, а, как говорит апостол, для грешников: убийц, прелюбодеев, мужеложников — то есть для всех, кто не покоряется славному благовествованию Божьему.
«Закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых, нечестивых и грешников, развратных и оскверненных, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, для блудников, мужеложников, человекохищников, (клеветников, скотоложников,) лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению, по славному благовестию блаженного Бога, которое мне вверено» (1Тим. 1; 9—11).
Зачем человеку-праведнику закон? Нужно ли святому знать каноническое право? Нужно ли святому знать уголовный кодекс? Какая ему разница — он и так его не нарушает?! У него сердце другое, у него сердце, пропитанное жизнью Бога. Он живет по этой жизни. Ему и в голову не придет поступать по-другому. Читаешь святых, и часто они говорят: «У нас так принято… Все так делают…» Например, спрашивают Василия Великого: «Как часто надо причащаться?» Он говорит: «Очень бы хорошо каждый день причащаться. Но мы — грешные, мы всего четыре раза в неделю причащаемся». Принято так. Или вот еще одна история. Спросили совета у одного старца, тот ответил так, что человек ушел от него ошарашенный. Тогда идет вопрошающий к другому старцу, рассказывает ему о совете первого старца, и тот ему отвечает: «Тот старец совершенный, он просто не знает, что страсти бывают. Он настолько привык жить без страстей, что даже позабыл об этом». Это и есть закон Духа жизни, написанный внутри сердца. То самое духодвижимое сердце, которое настолько привыкает жить по заповедям, что этот образ жизни становится привычкой. Часто приходится слышать, что жить по заповедям надо как-то с надрывом, надо ломать себя… В начале — да, а потом становится привычкой. Это и есть добродетель — добро, вошедшее в привычку. Этим вы показываете, что вы — письмо Христа, которое записано Духом святым.
Об этом и царь Давид просит: «Сердце чисто сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс. 50; 12). «Дух прав обновляется вместе с чистотою сердца, или чрез чистоту сердца. Дух же правый во утробе и есть Духом Бога жива написанное на скрижалях сердца писание закона жизни о Христе Иисусе. — Эту цель имели в виду все святые Божии и мерою достижения ее меряли степени восхождения своего к совершенству» [22].
Часто спрашивают: «Как определить, близко мы к спасению или нет?» Очень просто. Проверяется всё не по количеству добрых дел, которые вы совершили, а по их естественности для вас: чем более добро для вас естественно, тем ближе вы к святости. Чем менее добро для вас естественно, тем вы от святости дальше. Да поможет нам, Господь, стяжать Дух Жизни в своих сердцах!
«Такую уверенность мы имеем в Боге через Христа, не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит. Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — то не гораздо ли более должно быть славно служение духа? Ибо если служение осуждения славно, то тем паче изобилует славою служение оправдания. То прославленное даже не оказывается славным с сей стороны, по причине преимущественной славы последующего. Ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее. Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается. Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2 Кор. 3; 4—18).
Этот отрывок имеет прямое отношение к празднику Пятидесятницы. В нем повествуется о служении Святого Духа через апостолов, в которое мы с вами призваны, в котором живем. Здесь апостол говорит так: «Мы имеем уверенность в коринфских христианах через Христа к Богу». Апостол ранее сказал, что коринфские христиане являются живым письмом Бога, которое сам Христос написал в их сердцах Духом Святым. «Почему мы уверены, что вы — письмо Божие? Эту уверенность мы имеем через Христа к Богу. Мы создали церковь не для того, чтобы люди погибали, а для того чтобы люди шли ко спасению. И уверенность наша основана не на добродетельности людей, а на верности Христа». Христос верный, Он дает возможность спасения всем людям при условии, что они идут к Богу. Через Христа, но к Богу. Тех христиан, которые к Богу стремятся, Христос сохраняет в своем спасении. Через что? Через те силы, которые Он дает в таинствах: таинстве Крещения, Миропомазания, Причастия. Через таинство Покаяния. Эти таинства Божии сохраняют человека в спасении. Человек, хоть и падает, но сразу же встает и к Господу идет. По дороге сюда я читал канонические правила об отпавших от Христа во время гонений. Во время гонений некоторые боялись и приносили жертвы идолам. Если человек откупался от тех, кто заставлял его приносить жертву идолам, то ему наказания никакого не было. Потому что он жертвовал не только своим имуществом. Если человек добровольно шел на идолослужение, то отлучался от Причастия пожизненно. Если человек струсил, когда его к пытке привели, то он отлучался от Причастия на пятнадцать лет. Но было одно исключение: если человек соглашался на жертвоприношение каким угодно образом, но потом, раскаявшись, шел перед судьями исповедовал, что он христианин, то никакого наказания ему не было. И, как говорит святой Петр Александрийский, если бы все падшие немедленно после падения вставали и шли к Христу, исповедуя Его перед людьми, то никакой бы беды вообще бы случилось. Праведник может семь раз на дню упасть, но встанет. Именно поэтому тех людей, которые вновь явно исповедовали перед всеми людьми веру во Христа Спасителя, таких людей церковь от Причастия не отлучала, а, наоборот, укрепляла святыми Дарами, как, например, апостола Петра.
Если человек идет ко Христу, то даже его грех Бог обращает на добро. Грех не становится от этого добром, заметьте. Но грех будет обращен Богом на добро. Бывает, человек превозносится. Тогда Бог лечит гордого через то, что он впадает в какой-то грех. Таким способом Бог смиряет гордыню, чтобы человек понял, что он без Бога ничего не может, что надо бежать к Богу, просить прощения и получить его. Бог не ввергает человека в гордыню или в блуд. Он отходит от человека, предоставляет его собственным силам, которых, конечно, не хватает, чтобы бороться с грехом. Здесь, кстати, надо помнить, что с точки зрения Священного Писания и учения Церкви человек должен всё время, непрерывно черпать силу у Бога. Не так, как у нас зачастую принято: сейчас, что смогу, сам сделаю, а потом уже Бога попрошу. Библия такого не знает. Вернее, знает и категорически запрещает. Церковь с этим борется. На всякое дело нужно просить у Бога помощи. Даже в том случае, если тебе кажется, что ты и так всё можешь. «Потому что без Меня, — говорит Господь, — никогда ничего не можете сделать поистине доброго».
Итак, «Не потому, чтобы мы сами способны были помыслить что от себя, как бы от себя, но способность наша от Бога» (2 Кор. 3; 5).
«Всё это происходит, конечно же, через нас, — говорит апостол. — Мы служители Бога в том, чтоб вы уверовали. Мы вам донесли Евангелие, мы вас крестили, мы вас ввели в Царство Божие, но способность доносить это Слово не от нас зависит. Все эти таланты Бог нам вложил в уста. Все наши силы, все наши способности — это Божии силы и способности. Человек без Бога не способен ни к чему поистине великому».
Поэтому Феодорит Кирский говорит так: «Смело уповаем на Бога всяческих, потому что Христос дерзновение сие дал нам; о себе же не думаем высоко и не из собственных своих помыслов слагаемую предлагаем проповедь». «Вот Экумениево слово: “Надеяние имамы, дерзаем, говорит, совершенно возлагаемся на Бога, чрез Христа исполняясь воодушевленным к Нему дерзновением; сами же по себе мы нисколько не довольны достойно поработать в сем служении; даже в ум взять не можем величия дел, а не только понять что-либо в нем”» [22].
То есть мы проповедь слагаем не из того, что мы выдумали, не из наших расчетов, а из того, что Бог нам вкладывает. Истинная проповедь в том и заключается, что ты не готовишься к ней специально, а опираешься на Бога. Ты молишься, зная Откровение Божие, зная Его Слово священное, зная, как Церковь понимает это Слово, но полагаешься ты на Бога, Который даст тебе сказать то, что нужно данному человеку. Некоторые люди возмущаются: «Почему вы говорите одно, а Оптинский старец написал другое» — «Очень просто. Тебе сейчас нужно так, а Оптинский старец писал другому человеку в другой ситуации». Бывает, нужно поставить акцент на одном или другом, но в рамках заповедей Божиих, в рамках Святого Откровения. Что сказать каждому — это, действительно, искусство, которому нельзя выучить. Это искусство Святого Духа, Который вкладывает такие слова в уста проповедующего, какие Ему надо. Замечу, часто это бывает не связано с какими-то выдающимися интеллектуальными способностями человека. Бывает, самый простенький деревенский батюшка скажет такие вещи, которых и великий богослов не скажет, потому что устами этого самого батюшки было угодно говорить Богу. Эта способность — не человека, эта способность — Святого Духа, Который живет в церкви!
«Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3; 6).
Сам Бог сделал нас способными к такому служению. В чем сущность Нового Завета? Откуда вообще взято слово — «Новый Завет»? «Завет» означает договор, вступающий в силу с момента смерти. Отсюда и однокоренное слово «завещание». Так вот, Новый Завет вступил в силу после того, как Господь принес Себя в жертву на кресте, воскрес из мертвых и ниспослал нам Святого Духа. С этого момента наступило время нового договора, нового союза, который Бог заключил не только с еврейским народом, но со всей церковью, собранной и из иудеев, и из языческих народов. Кстати, нельзя сказать, что Бог заключил завет со всем человечеством. В принципе любой человек из всего человечества может теперь вступить в договор с Богом. Для этого нужно принять православную веру, принять крещение — и всё: какой бы ты ни был нации, какой бы ты ни был культуры, это неважно. Любой человек, вне зависимости от его прошлого, может войти в договор. Но реально договор относится только к христианам. А христиане — это уже люди, собранные из всех наций, всех народов, в единую новую нацию — нацию Иисуса Христа, в Тело Христово. И именно с ними заключен завет.
Этот завет впервые упоминается в Книге пророка Иеремии: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, не такой завет, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом» (Иер. 31; 31—33). То, что предсказывал Иеремия за шесть веков до Рождества Христова, то исполнилось во времена Христа Спасителя, когда Господь, действительно, записал Свои законы в сердце людей. Время договора между Богом и людьми наступило, когда Бог Сам дал жизнь человеку. Мы стали служителями Нового Завета, то есть мы распространяем договор между новыми людьми и мы поддерживаем людей в договоре. Апостолы и их преемники поддерживают людей в договоре с Богом. Их задача — удерживать людей в этом договоре и вовлекать в этот договор новых. Но служение — не просто передача информации. Суть нового договора в том, что передается не информация, не запись, а передается Дух. Господь Бог — Дух Святой — передается через людей. Если Моисей дал закон, то Христос дал Святого Духа.
Поэтому и сказано: «Закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Иоан. 1; 17).
Как говорит Феофан Затворник, вся сущность Нового Завета в том, чтобы сделать верующих одухотворенными: «Вот существо Нового Завета — одуховление верующих» [22].
У нас часто понимают неправильно слово «одухотворенный». Слово «одухотворенный» означает буквально «исполненный Святого Духа». Человек, исполненный Божественных сил Святого Духа, ставший духоносным, — это и есть одухотворенный человек. Действительно, в человеке живет иная жизнь — вполне ощутимая, реальная, которая преображает человека и делает его богоподобным существом. В этом и есть сущность Нового Завета!
Поэтому Феофан говорит: «Слово, исходившее из уст апостолов, было такое же, как и ветхозаветное» [22].
В том смысле, что если бы всё ограничивалось только проповедью, книгой, то никакой бы разницы между христианами и иудеями не было бы. Христиане знали бы немножко больше о Боге, чем древние иудеи, — и только. Когда приходил новый пророк, он открывал нечто новое о Боге. Исаия знал о Боге больше, чем Моисей, потому что Бог ему больше открывался, но принципиально ничего не менялось. И Исаия, и Моисей находились в одинаковом положении. Внутри них не было Божией жизненной силы, которая давала бы творить добро. Божия сила действовала на них со вне, показывала, где добро, где зло, говорила, что делать можно, что делать нельзя, но внутренней жизни и силы, чтобы творить добро и бороться со злом, она не давала. В этом смысле увеличение знаний ничего бы не исправило. Если Иисус — просто пророк, то никакой надежды для нас нет. Если бы просто пришла новая информация — ну и что?.. Представьте: человек не может выполнить заповедь «не убий», его тянет на убийство, а ему говорят: «Мало, что убивать нельзя, надо еще и от гнева воздерживаться». Или человек от прелюбодеяния удержаться не может, а ему говорят: «А тебе еще на женщин с вожделением смотреть нельзя». Что тогда получится? Издевательство! Если человек уровень первого класса выучить не может, а ему говорят: «А ты высшую математику учи!» То есть если бы Христос был просто пророком — это было бы признаком страшного гнева Божия. Значит, Бог точно решил бы нас «завалить», как на экзамене заваливают. Но здесь происходит совершенно другое: Господь дает Святого Духа, который дает силу творить добрые дела больше, чем даже сказано в Евангелии. Он дает возможность жить совершенно иной, новой жизнью, Христовой жизнью, которая дается Святым Духом. В этом разница между Моисеем и Христом. Как вы понимаете, Святого Духа пророк дать не может. Святого Духа может дать только Бог. Именно потому нужно было, чтобы на землю пришел Бог, а не просто пророк.
Поэтому говорит Феофан Затворник: «Не в понятиях сила Нового Завета, а в благодати Духа. Слово благовестия только приготовляло к принятию Духа; но дело новозаветное совершал Дух, приемлемый чрез Божественные таинства, коих первыми служителями были апостолы» [22].
В чем разница, например, между православными и баптистами? Да, баптисты имеют очень высокую нравственную планку, но силы-то Духа Святого не имеют. Они же не приняли таинств, они же не верят, что это таинства, они не имеют отношения к апостолам. Они говорят, что Причастие — это поминки, а не реальная Плоть и Кровь. Они говорят, что это символы, но не говорят, что это реальность. Одно дело вспомнить о Христе: «Да, был когда-то Христос…» Они вспоминают о Тайной Вечере — а мы участвуем! Давайте возьмем православный пример. В семинарии, когда мы учимся на священника, у нас есть уроки по литургике — нам рассказывают, как правильно служить литургию. Мы изучаем сами тексты литургии, нам объясняют, как правильно всё двигать, но при этом литургию мы не совершаем. Это человеческое дело — дело, которое делаю я. Другое дело, когда мы служим реальную литургию — это дело делает Бог. В этом-то и разница: одно дело — я что-то делаю для Бога, а другое дело — Бог делает для меня. Таинство — это то, что Бог делает для меня. Православные христиане убеждены: то, что делают баптисты, — это то, что должно предварять Таинство, приводить к Таинству. А дальше начинается дело Самого Бога. Протестанты — баптисты, евангелики, харизматы, лютеране, да кто угодно! — говорят: «Это не то, что Бог делает, это просто мои дела». «Я торжественно обещаю перед лицом своих товарищей быть верным Христу!» — вот такое крещение получается. «Я вспоминаю о смерти Христа, ем хлеб, вспоминая смерть Христа, пью вино, вспоминая Его смерть». Это я делаю, понимаете? А чем отличается православное понимание христианства? В Православии Бог делает это с нами: Он Сам крестит нас в воде Святым Духом, Он Сам дает нам Святого Духа, изливает Его на нас в день миропомазания. Он Сам дает нам Свою Плоть и Кровь. Это Его действия.
Итак, как действовал Дух Святой? Он входил в сердце и не только там писал Новый Завет, но и совершал его, создавал условие Нового завета. Условие не только учит, как делать, но и дает силу делать, Он Сам помогает, руководит в творении добрых дел, и Он преображает самого человека. Дух всё это делает! Он и веру преображает, и новую жизнь устраивает, и на пути жизненном направляет! Собственно говоря, это и было предсказано древними пророками: Дух Божий войдет в сердце. Именно в этом заключается особенность Нового Завета!
Как и обещал Бог через Иезекииля: «И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное, чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а Я буду их Богом» (Иез. 11; 19—20).
«И мы, говорит апостол, — служители Нового Завета, не буквы, но духа. Потому что буква убивает, дух же оживляет».
«Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3; 6).
Что значит — «буква убивает, дух оживляет»? Ответ очень простой: буква в прямом смысле убивает. Есть закон: убил — быть побитым камнями. Убивает буква? Убивает. Но не как убийца, а как приговор выносящий. Вина не в букве, не в законе, а в грешнике. Грешник виноват, что он убил, а закон восстанавливает справедливость. Но он не сможет вылечить грешника. И в этом разница. Закон не способен вылечить человека. А дух оживляет. Дух Святой оживляет человека. Как говорит Иоанн Златоуст, приходит убийца к ветхозаветному закону, закон ему говорит: «Ты должен быть убит». Приходит убийца к новозаветному закону, Дух Святой берет и омывает его от греха, и делает его не убийцей.
Закон осуждает на смерт, а Новые Завет очищает самого человека, вымывает из его сердца страшную грязь греха.
«По ветхому закону грешник подвергается наказанию, а по новому он прибегает к крещению и становится праведным. А соделавшись правым, он оживает, освободившись от смерти греха. Закон если поймает убийцу, то осуждает его на смерть, а если постигнет убийцу благодать, то она освящает и оживляет его. Но что я говорю об убийце? Закон и того схватил и побил камнями, который собирал дрова в субботу (Числ. 15; 32—36). Вот что значит: писмя убивает! Напротив, благодать ловит бесчисленных человекоубийц и разбойников и, омывши их водами крещения, разрешает от прежних зол. Вот что значит: Дух животворит! Закон, кого поймает, того из живого делает мертвым, а благодать преступника из мертвого (духовно) соделывает живым. Благодатию крещения омываются грехи, заглаждаются прежние неправды; человек оживает, и всякая благодать напечатлевается в его сердце, как на скрижали» (святой Златоуст) [22].
В этом удивительнейший дар: благодать, которая дается Богом. Заметьте, дар благодати заключается не в том, что человек просто объявляется праведным, — он делается праведным! В нем рождается отвращение к злу. В нем рождается сила бороться со злом. В нем рождается сила преодолевать и побеждать зло. Это и есть то самое действие Духа Святого, который оживляет человека. В этом суть христианства. Не просто в слове, а в реальной силе, живительной силе, которая действует внутри людей. Некоторые спрашивают: «А как же справедливость? Убийца убил и без наказания обошелся? Как Бог смеет без наказания его оставлять?» В силу того, что Христос взял наказание на Себя, стало возможно прощение. Замысел Закона Ветхого Завета и благодать Нового Завета одинаковы. Только в одном случае не было Того, Кто бы взял на себя наказание, а здесь Он появился. Но суть одна и та же: грешник должен быть наказан, если никто другой не возьмет на себя его наказание. Христос взял на Себя наше наказание, и только в силу этого человек может получить благодать Святого Духа. Потому мы и крест носим в знак Того, Кто за нас взял наказание, Кто за нас заплатил. Поэтому справедливость есть. Полная, абсолютная справедливость Божия. Бог никогда грех не спускает.
По поводу этих слов апостола Феофан Затворник говорит: «К настоящему времени и христианство всё заключено в письмена. Духодвижное слово апостольское составляет наше откровение новозаветное». То, что Духом Святым апостолы говорили, записано — существует в письменном виде: «…духоносные таинства обставлены благолепною обрядностию…» [22]. У каждого таинства есть некая обрядность, тоже пришедшая от Духа Святого, но это всё равно буква.
«Руководительные мановения Духа исполняются в отношениях пастырей и пасомых. И всё сие определено уставом. Но устав — писмя, буква; исполнение его — форма внешняя. Во всём этом можно и не быть духу жизни. Можно двигаться в жизненных формах без жизни. Можно знать на память и понимать весь Новый Закон, и не иметь Духа, просвещающего верою живою; можно строго исполнять все чины церковные и не иметь Духа оживляющего, или не иметь жизни духовной; можно пребыть и в полном подчинении пастырству, не встречая руководства, истинно от Духа исходящего. Истинно духовная жизнь движется во всех этих порядках, но не необходимо ими предполагается. Все живем по установившемуся чину; но одни одуховлены, а другие нет. Из двух стоящих в храме, и даже действующих, один может быть духоносен, а другой нет. Итак, как же? И тут писмя убивает? — Писмя, буква, форма везде одну цену имеет; и когда нет при них Духа, они ничто. Дух же идеже хощет, дышит, и не веси, откуду и как приходит. Без веры и таинств не приходит; но и они могут быть исправляемы лишь по форме, без проявления внутренней силы. Что всё это так, повсюдные опыты удостоверяют. Они у нас пред глазами» [22]. И мы можем так сказать: человек может быть на литургии — чурбан чурбаном. Вроде по всему чину кланяется — а сам дуб дубом. А бывает, помолится немного, и сердце вдруг растает от Духа Святого. Дух Святой свободен, Он действует в Богом установленных формах, но тогда и так, как угодно Ему. Без них Он не действует, потому что это Его формы, Его действие. Но в них Он действует так, как угодно Ему, в зависимости от сердца человека, которое Он Сам видит. «Но как и почему так делается, тут мы ума приложить не можем. Великим секретом закрыл Господь зарождение и спеяние жизни от Духа. Так Его воле угодно; воля же Его свята, и праведна, и блага. Одно утешение: ищите и обрящете» [22].
Если бы человек знал все эти замыслы, то не было бы и подвига его, с одной стороны. А с другой — его разум ещё слишком слаб, чтобы понять эти глубины. Слишком больной, слишком немощный, чтобы понять глубины замысла Божьего. Представьте себе, вот мы с вами живем-живем спокойно, не задумываясь о простейшем: наше существование невероятно с точки зрения теории вероятности. Вы своих родителей расспрашивали, была ли у них возможность выйти замуж за кого-то другого? Да, наверняка. Могло быть такое, что они не поженились бы? Сколько угодно случаев! Могли они в ту ночь, когда нас с вами зачали, не заниматься своими супружескими делами? Могли. И нас бы не было. Наше существование невероятно… Фактически Бог нас вылепил так, как было угодно Ему! Но мы об этом не задумываемся. Потому что если мы об этом задумаемся, наш разум этого не вынесет. Как говорят — голова лопнет. И это рождение только тела. А когда речь идет о духовном рождении, тут бесконечно более глубокие замыслы — промыслы Божии, которые просто не вместятся в нас. Поэтому Бог это и закрыл тайной. Но что нам должно делать, как нам должно жить в духе Святом — Господь нам открыл.
И дальше апостол говорит так: «Если же служение смертоносным буквам, начертанное на камнях, было так славно, что сыны Израилевы не могли смотреть на лице Моисеево по причине славы лица его преходящей, — то не гораздо ли более должно быть славно служение духа?» (2 Кор. 3; 7—8).
Здесь апостол продолжает сравнивать два Завета. Служение, которое было в буквах, приводило к немыслимой славе. Когда Моисей сошел с горы со скрижалями, израильтяне не могли смотреть на его лицо, потому что лицо его светилось от того духа, который он имел. Заметьте, это было временное служение, которое имел Моисей; служение, которое закончилось временем Христа, тем не менее, и оно имело огромную славу. Хотя это было служение, убивающее за грех. Тем более славно служение, которое оживляет. О чем здесь говорит апостол? Дело в том, что, когда Дух Святой приходит, Он дает человеку почувствовать свою славу, но почувствовать дает только слегка. У нас нет соразмерных нашему дару проявлений во вне. Слава, которая была в Ветхом Завете, выражалась через очень яркие проявления: это и полыхающая гора; и облако света, покрывшее храм, когда Господь освятил храм Соломонов; это и великие знамения и чудеса, которые Бог творил. В обычной жизни христианина такого не происходит. Подобное случается и до сих пор, но обычно такое не происходит. Даже наша обрядность на самом деле кажется достаточно невзрачной по сравнению с ветхозаветной. Нет у нас в храмах трех тысяч певцов, нет грохочущих труб, которые бы оглушали человека, нет у нас рек крови, которые по щиколотку заливают весь двор храма, нет у нас килограммов ладана, который воскуряется глубочайшими дымами… У нас берется хлеб, берется вино, чаша небольшая — и делаются Телом и Кровью Господней. Но из-за предельной напряженности, предельной наполненности жизнью этот чин кажется сначала чем-то невзрачным. На самом деле, он бесконечно более славный и могущественный, чем то что было в древности. Если даже служение смертоносным буквам приводило к тому, что люди не могли смотреть на лицо Моисея из-за преходящей славы лица его (хотя слава лица его закончилась, когда он не получил Откровения, лицо его перестало светиться), то тем более должно быть славным новозаветное служение.

 

Где Дух Господень — там свобода

«Не смотрите на видимость, видимое временно, невидимое вечно. Видимо ли то, что имеете вы от Духа благодати? — Невидимо. А менее ли оно от того действительно? — Нисколько не менее; ибо вам не стороннее что сказывается о сем, а то, что вы сами ощущаете и в себе испытываете» [22].
В чем здесь причина? В том, что слава, она внутренняя. Слава делает внутреннюю, тайную работу. Но эта работа более сильная, более могущественная, чем слава, которая была в древности. Та слава ограничивала человеческое зло, а эта слава выжигает зло изнутри. Та слава говорила, что надо делать доброго, а эта слава не только показывает, что делать, но и дает силы, чтобы делать. Эта слава не преходяща, она вечна. И она не всегда будет скрыта. Слава, которая скрыта в нас, внутреннее Божественное сияние и жизнь, раскроется в день Воскресения, когда все праведники будут светиться, как солнце в Царствии Отца. Именно потому и будут светиться, что раскроется та слава Духа, которая вошла внутрь сердца. Поэтому и говорит он, что эта слава будет бесконечной.
Итак, «Ибо если служение осуждения славно, то тем паче изобилует славою служение оправдания» (2 Кор. 3; 9).
Если было славным служение, которое осуждало людей (а служение Моисея, осуждавшего людей за преступления, было славным), то тем более славно то служение, которое делает людей праведными. Для Библии слово «оправдывать» не значит только «оправдывать юридически», а значит «делать праведным». Не объявлять, но делать! В этом принципиальная разница между православным и протестантским представлениями об оправдании. Протестанты утверждают, что оправдание заключается в том, что Бог реально грешного человека объявляет почетным праведником. То есть Бог притворяется: «Человек ты праведный, хотя таким же грешником и остался». А Новый Завет и Церковь Православная говорят, что Бог не объявляет человека праведником, а праведником делает! Чувствуете разницу? Бог, действительно, переделывает, переквашивает человека изнутри…
«То прославленное даже не оказывается славным с сей стороны, по причине преимущественной славы последующего» (2 Кор. 3; 10).
Представьте, что мы сейчас возьмем свечку и со свечкой на улицу к солнышку выйдем. Свечка, конечно, светит, но она не кажется светящей по сравнению со светом солнца. Также и та слава, которая была в Ветхом Завете, меркнет в лучах появившейся новой славы — славы новозаветной, славы очищения. Поэтому слава Нового Завета больше — как солнце больше лучинки. Это не значит, что закон был зол. Нет. Закон добр, но он слаб. Поэтому и слава его, хоть и блистательна, но она слаба по сравнению с той славой, которая открывается в христианах. Даже если сравнить по обещаниям: что обещает закон, если ты выполнишь его? Благоденствие на земле. Ты будешь благословен в городе, в поле, в детях. Но закон не обещает благоденствия на небе. А благодать Божия обещает вечную жизнь, которую не обещает закон.
И дальше говорит Господь устами апостола Павла: «Ибо, если преходящее славно, тем более славно пребывающее» (2 Кор. 3; 11).
Если славно то, что заканчивается, то тем большая слава тому, что идет в вечность. Требования закона заканчиваются здесь: закон ничего не может сказать умершему. Слава, которая дана христианам, уходит в вечность: и за пределы смерти и даже за пределы воскресения. Потому что слава, которую мы получаем здесь, — это сияние Божественного лица, той жизни, действующей внутри нас, — сопровождает человека в смерти и сопровождает его в день Воскресения. В молитве Василия Великого говорится: «Ты — Господь нашего вхождения в эту жизнь, нашего выхождения из этого мира и нашего возвращения в тело». Он Господь и рождения, и возрождения, и смерти, и воскресения. Действительно, насколько великая слава в нас вложена!
И дальше апостол говорит так: «Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего» (2 Кор. 3; 12—13).
Апостол говорит, что мы имеем дерзновение, мы действуем с дерзновением, мы смело предлагаем всем благодать, потому что мы знаем великую славу, которая дается. Если Моисей боялся открыть Израилю во всей полноте то, что касается закона, то мы не боимся. Почему Моисей боялся сказать всё до конца? Сказал бы он Израилю: «Даю вам закон на время». Что бы ответили евреи? «На время? Вот ерунда! Мы его и выполнять не станем». Поэтому и символ был такой: Моисей клал на лицо покрывало. Он не хотел, чтобы евреи видели конец закона. Он хотел, чтобы они исполняли закон. Бог дает закон через Моисея, но Моисей не открывает, что закон дан на время. Некоторые спросят: «Как же так? Это же вечное установление в “роды ваши”» — «… и наблюдайте день сей в роды ваши, как установление вечное» (Исх. 12; 17). Хотя оговорка есть: «в роды ваши», то есть пока роды ваши продолжаются, пока вы не придете в новое родословие, в родословие Христово. Но Господь это говорил именно для того, чтобы евреи не сказали, мол, раз закон временный, то и выполнять его незачем.
Итак, «Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их ослеплены…» (2 Кор. 3; 14). Буквально можно перевести так: «но умы их сделались каменными». «Ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом» (2 Кор. 3; 14).
Дело в том, что умы евреев не видят Христа. Непроницаемый покров лежит на самом законе. Суть закона непонятна евреям. Интересный факт: в толковании еврейских мудрецов на закон очень часто звучит вопрос «Почему закон был дан?», но остается этот вопрос без ответа. Спросите еврея: «Почему нельзя есть зайца?» — «Нельзя, потому что запрещено» — «А почему запрещено?» Нам, христианам, ясно, почему нельзя есть зайца. Кому не ясно, вспомните, почему заяц является символом журнала «Плейбой»? Почему нельзя есть собачатину, догадываетесь? Потому что псы — это символ гомосексуализма. Не собачатина грех, и не зайчатина. Нельзя вести себя как заяц, то есть быть блудником, нельзя быть гомосексуалистом, как собака. Нельзя быть хищником, как волк; нельзя быть коварным, как медведь; нельзя быть хитрым, как лиса; нельзя быть злопамятным, как верблюд… Я перечисляю вам запрещенную пищу — видите, покрывало Христом снято!
Итак, при чтении Ветхого Завета их мысли остаются окаменевшими. Здесь выражение «Ветхий Завет» употребляется в Новом Завете. Ветхий Завет, старый Завет — это завет, который обветшал. Когда-то он был хорош, прекрасен, но сейчас он ушел в древность, прекратил действие. Поэтому сейчас эта книга называется «Ветхий Завет» — именно на основании слов апостола Павла. И люди, когда читают Ветхий Завет, не понимают его, потому что на них покрывало — оно снимается Христом. Поэтому невозможно понять Библию без Христа. Здесь апостол Павел сказал очень важные слова: никакая наука никогда не поможет пониманию Священного Писания. Чтобы понять Библию, надо чтобы Христос снял покров с ума.
Златоуст здесь добавляет: «Почему же умы их окаменены? Потому ли, что закон их окаменел?» Нет, — говорит Златоуст, — потому что окаменелость их не позволила им разглядеть суть закона. Не позволила им принять Христа, Который бы раскрыл суть закона.
«Почему говорит: ослепишася помышления их. Но какая связь сего ослепления с тогдашним покрывалом, скажет кто-нибудь? — Та, что оно предзнаменовало будущее. Ибо они не только тогда не видели закона, но и ныне не видят его, и они сами причиною сего, ибо ослепление зависит от нечувствительного и грубого их сердца. И только мы теперь видим закон, а от них сокрыты не только благодать, но и самый закон. До сего дне, говорит, покрывало в чтении Ветхаго Завета пребывает не откровенно. То есть иудеи не знают, что сие покрывало уничтожилось, потому что не веруют во Христа» [22].
То есть окаменелость сердца, окаменелость мыслей привели к тому, что люди не захотели понять суть закона. Кстати, это касается не только древних евреев. Есть огромное количество людей, даже мнящих себя православными, которые находятся в таком же «иудейском положении». Вспомните наших старообрядцев, которые считают, что спасение зависит от того, сколькими пальцами ты будешь креститься. Если тремя пальцами крестишься, то ты отпадешь, — если двумя пальцами, то спасешься. Я уже рассказывал знаменитую историю, когда ко мне подходил один мужичок и говорил: «Вот я старообрядец, не то что вы, никониане! Главная суть христианства в том, что креститься надо двумя пальцами, а не бесовской щепотью!» — «А кто такой Христос, знаешь?» — «Вот об этом бабушка мне не сказывала». Что креститься нужно двумя пальцами, бабушка рассказала, а кто такой Христос — нет! Это и есть то самое обрядоверие — каменные мысли, которые не дают человеку понять суть Евангелия! Устав прекрасен, богоугоден, но он может меняться в зависимости от нужд христиан. Суть —возрождение Духа Жизни, живущего в сердце. Я по себе знаю, был у меня случай такой: будучи уставщиком в семинарии, я возмущался, как у нас урезали служебный устав. Долго я возмущался, пока не понял: чем больше я возмущаюсь, тем меньше смысла в моем хождении в храм. Я выхожу разгневанный, обиженный, и зачем, спрашивается, в храм было ходить? Ни уму, ни сердцу — ноги уставшие, душа напряженная. Я забыл, что дело не в уставе, а в духе, который дается. Устав помогает этому, но если устав становится самоцелью, то он не нужен вообще.
Поэтому, «…когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается» (2 Кор. 3; 16).
Как только обращаются люди к Господу, они начинают внимать замыслам Бога, начинают свободно жить в Боге, начинают понимать замыслы и тайны, скрытые в Писании: как исполнять закон, в чем его смысл, как это правильно делать, как это делать изнутри закона, а не со вне его. Поэтому и говорит Златоуст, что это дается Господом.
«Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3; 17).
То есть Дух Святой здесь называется Господом. В нашем «Символе веры» слова, что «Дух Святой есть Господь» (хотя дословно там можно перевести как «господствует»), взяты именно из этого места Священного Писания. Дух есть Господь. Дух Святой — он господин, и поэтому властно меняет всё существующее. Здесь апостол Павел подчеркивает, что Дух Святой, будучи Господом, имеет власть и силу действовать, как Ему угодно. Он не сковывается буквой. Он ее Сам выстраивает, Он объявляет чины обряда для Своей славы. И «где Дух Господень, там свобода». Дух Святой дает людям свободу — закон делает рабов. Дух Святой делает людей свободными: «Я выполняю, потому что я понимаю. Я выполняю, потому что у меня есть силы. Я выполняю, потому что я — дитя Божие». Ощущаете разницу: выполнять, потому что иначе тебя ударят, — или выполнять, потому что ты хочешь Отцу небесному угодить? Это понимание дает Святой Дух, Который свободен. Будучи Богом, он делает людей богами. Будучи свободным, Он освобождает людей. Он их освобождает от внешнего, дает внутреннюю свободу. Феодорит здесь говорит: «В словах: Господь же Дух есть апостол показал равночестие Бога и Духа; ибо Моисей обращал взор к Богу, а мы обращаем его к Духу. Но он не упомянул бы о Духе, намереваясь показать превосходство нового пред ветхим, если бы знал, что Дух Святой есть тварь [творение]; ибо если Он тварь [творение], по учению Ария и Евномия, и мы приступаем к Духу, а Моисей к Богу и Отцу, то значит, что наше гораздо ниже ветхого. Если же не ниже, а выше, и гораздо выше, то следует, что Дух Святой не тварь [творение], а равномощен и равночестен Отцу» [22].
Отцы Церкви подчеркивают равенство Святого Духа Отцу и Сыну. Есть лжеучителя, утверждающие, что Дух Cвятой — некая безликая сила, просто сила Божия. Некоторые люди говорят, что Дух Святой неравен Отцу или что Дух Святой — это творение Божие. Как, например, свидетели Иеговы говорят: «Это действующая безликая сила Божия». Против этого как раз и говорит апостол Павел: «Господь есть Дух». Он — господин, а не раб. Он — Бог, а не творение. Поэтому Он и освобождает. Раб не может освободить, освободить может только свободный. А поистине свободен во Вселенной только Господь!
Феофан Затворник добавляет: «Ум вяжет слепота, покрывало лежит на очах его; приходит Дух Святой, коллурием Своим помазывает очи ума, и он начинает ясно видеть (Апок. 3; 18) Бога, и себя, и то, как пребыть в  живом с Ним союзе, и то, что есть все созданное, и как к Нему относиться. Сердце вяжут пристрастия к сластям и утехам земным; приходит Дух Святой, отрешает его (обрезывает), и оно начинает вышних только искать и только к горнему стремиться. Деятельные силы наши связаны страстями; приходит Дух Святой, расторгает эти узы, влагает совершенно противоположные начала для желаний, начинаний и дел, и немощный человек, яко лев мощный, начинает ходить новыми путями жизни, разломав все формы жизни, какие держали его прежде как в цепях. Дух Божий вводит дух верующего в область духовную, где не вяжет уже его никакой устав, никакое писмя. Там он единым Духом Божиим водится, как сын и свободный. Всё это совершается, когда кто верою прилепляется к Господу и приемлет благодать Святого Духа чрез таинства» [22].
Вот как происходит освобождение. Освобождение разума, воли и чувств. Заметьте, не освобождение для вседозволенности, а освобождение для того, чтобы человек свободно путями Божиими ходил, видя их, понимая и будучи свободен от зла. Это и есть истинная свобода. У христиан свобода — это не свобода от Бога, а свобода в Боге. Я не свободен против истины, но свободен вместе с истиной. Я не свободен выкалывать себе глаза, но свободен видеть. Я не свободен умирать от жажды, а свободен напиться. Это та самая христианская свобода, которую люди мира сего часто не понимают, путая ее со вседозволенностью, которая на самом деле есть слепота и незнание истины.
«Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2 Кор. 3; 18).
Это самые важнейшие слова в этом послании: «Мы с открытым лицом…» Не как Моисей, который закрывал лицо, чтобы другие не видели. Сам-то он видел конец — видел Того, Кто в конце, он мечтал о Нем. Помните, он говорил Богу: «Дай мне увидеть тебя Самого разумно, я хочу видеть Твое лицо». И он Его увидел. На Фаворе. Его мечта исполнилась. Как Бог ему и обещал: «Я поставлю тебя на камне, и ты увидишь». Мы же открытым лицом смотрим. Все христиане, верующие, открытым лицом не тела, но духа, с которого сняты омрачающие его покровы, связывающие его узы, снимаем с себя иго, которое нас склоняет к земле, получив оправдание и поняв новую жизнь, мы смотрим в лицо Богу, смотрим прямо на славу Господа!
«Мы же вси, — не апостолы только, но и все верующие, — откровенным лицем, — не тела, а духа, с которого сняты омрачавшие его покровы, вязавшие его узы, тяготившее его долу иго, — который, получив оправдание и восприяв новую жизнь с готовностию на все жертвы, дерзновение возымел возноситься к Господу и прямо взирать на Него, — Славу Господню взирающее, — или славу Божества, или славу Господа Спасителя» [22].
Есть такой удивительный чин: в течение пятидесяти дней нельзя преклонять колени. Это делается потому, что мы лицом смотрим в Лицо Божие. Лицом к Лицу. Мы прямо стоим перед Богом в знак той пасхальной радости, которая дана оправданным. Мы смотрим на славу Единородного Сына и преобразуемся в тот же образ, который мы видим. Мы смотрим на Христа, всматриваемся в Лик Христа, вчитываемся в Его святое Слово, вживаемся в Его святое Откровение и по Его образцу преобразуемся. Христос — это как наш чертеж, по которому мы должны себя преобразовать. Христос так поступал — мы должны быть похожими на Него. Поэтому мы лицом к лицу, как в зеркало, смотрим в лицо Господа, преобразуемся в тот же самый образ. Одно снимаем — образец старой, обычной жизни; новый образ жизни — жизни во Христе — принимаем при помощи Святого Духа, Который в нас рисует Христа.
Как говорит апостол Павел: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал. 4; 19).
Сейчас постепенно мы должны становиться «портретами» Христа. Бог должен восстанавливать в нас Свой образ, мы должны становиться христоподобными. Церковь это даже подчеркивает: после венчания обычно вручается икона Спасителя и Божьей Матери. Я всегда говорю: «А ты должен всегда сравнивать: похож или не похож». Не случайно после Крещения, когда человек воцерковляется, он целует иконы Спасителя и Божьей Матери для того, чтобы удостоверить, похож он на Христа и на любовь Царицы Небесной, или не похож. В этом наша задача — подражать Христу Спасителю. Всё это совершается Духом Святым: Им жизнь зарождается, Его мановением она вырастает — всё из Него!
«…Все же сие совершается в нас, как благоволит Дух Господень; жизнь сия преславная Им зарождается, под Его влиянием и мановениями спеется, и всё, что ни есть в ней, от Него есть». И мы видим ясно, как в увеличительном стекле, в себе эту славу. Феодорит пишет: «Сие свойственно приобретшим чистое сердце. Ибо как прозрачная вода отпечатлевает в себе лица смотрящихся, и круг самого солнца, и свод небес, так чистое сердце делается как бы некоторым отпечатлением и зеркалом Божией славы. Так и Господь сказал: блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят (Мф. 5; 8)» [22].
И всё это происходит «от славы в славу». То есть начинается с одной славы, переходит к другой, ещё большей. Происходит постепенный рост духовной славы, рост человека в славе Божией. Человек от менее славного становится более славным. От одной славы к другой ведёт нас Святой Дух. Этот путь продолжается в вечность, потому что из вечности-то нас будет вести Дух «от славы в славу».
Экумений разумеет так: «В ту же, говорит, светозарность прелагаемся, по той причине, что преобразование идет от славы Духа в нашу славу; то есть мы такой достигаем славы, какой свойственно достигнуть осияваемому Духом Утешителем и образ славы Его на себе отражающему». Феофилакт дополняет: «Ибо все верующие исполняются Духа Святого чрез крещение, и блистает светом душа их» [2].
Святой Златоуст говорит: «Что значат слова: славу Господню взирающе, в тойже образ преобразуемся? — Это было яснее для верующих времен апостольских, когда действовали дарования чудес; впрочем, кто имеет очи веры, тому и ныне нетрудно уразуметь сие. Как скоро мы крещаемся, то душа наша, очищенная Духом, делается светлее солнца; и мы не только бываем способны смотреть на славу Божию, но еще и сами получаем от нее некоторое осияние. Как чистое серебро, лежащее против солнечных лучей, и само испускает лучи, не только от собственного естества, но и от блеска солнечного, так и душа, очищенная Духом Божиим и соделавшаяся блистательнее серебра, и в себя принимает луч от славы Духа, и от себя отражает луч той же славы. Как тела, имеющие способность принимать и отражать свет, освещаясь телами самосветящими, и сами отражающиеся в них, свет разливают на другие ближайшие к ним тела; то же бывает и с верными. И когда они достигают сего, оставляют уже все земное и живут одним небесным… А мы что? — Нам остается только стенать, ибо удостоенные толиких благодеяний Божиих, мы не понимаем даже того, что говорят нам о них. А это от того, что мы скоро погубляем в себе всё духовное и привязываемся к одному чувственному. Сия неизреченная и страшная слава остается в нас не более, как на один или на два дня, а потом мы опять погашаем оную, обуреваясь житейскими делами и густотою страстных облаков застеняя ее сияние. Ибо житейские дела суть бури, и еще жесточае самых бурь» [22].
Здесь Златоуст опять спрашивает: «Почему среди нас нет горения к Богу?» А потому что слишком привязаны к земле. Понятно? Чем больше вы к земле привязываетесь, тем меньше этой славы видите. Чем больше вы к небесам привязываетесь, тем больше видите этой славы. Поэтому Златоуст и говорит: «Привязывайтесь к небесам и земле не отдавайте свое сердце. Не отдавайте! И тогда будете сверкать ярче солнца уже здесь». Господень Дух дает всё, а мы просто брать не хотим. Проблема не в Духе Святом, а в нас! Иначе получается, что после причастия один денечек походили — хорошо так, спокойно; на второй денечек труднее; а потом — работа, дела, семья, дети, бизнес, суета, огород, помидоры-огурцы, с соседями поскандалили и покатилось-понеслось… Так? Поэтому Златоуст и говорит: «Хотите сверкать — заставляйте себя смотреть только на Духа, на Бога, на Христа Спасителя. И будете сверкать ярче Солнца!».