Подвиг 42 мучеников Аморийских в контексте православной полемики с исламом

Падение в августе 838 года фригийского города Амория, родины царствующей аморийской династии, произвело большое впечатление на умы современников и было очень болезненно воспринято византийцами. Не говоря уже о хронистах, которые все отметили это событие, даже агиографы, писавшие о совсем посторонних сюжетах, нередко упоминали взятие Амория, как, например, мы видим в житии Иоанникия Великого и царицы Феодоры. Впечатление это усиливалось особенно тем, что падение города сопровождалось мученичеством многих людей, и в особенности 42 именитых военачальников, которые 6 марта 845 года были казнены на берегу Тигра.

О мученичестве 42 аморийских мучеников мы имеем «несколько агиографических памятников, посвященных одному событию и написанных приблизительно в одно время»[1].

Было написано несколько вариантов мученичества – Михаилом Синкеллом, Софронием Кипрским и монахом Еводием. Два канона были составлены Игнатием Никейским и преподобным Иосифом Песнописцем. Мученичество 42 аморийских военачальников представляет собой в литературном плане уникальное явление: на основе посвященных этому событию византийских памятников можно проследить разный уровень полемики с исламом, выражаемый в разных жанрах: агиографии, хроники, прямой полемики и гимнографии. Из этого обилия памятников особенный интерес представляет полемическая версия, составленная Еводием.

Об авторе этой версии известно немногое. Он был младшим современником описываемого события. Он был монахом и подвизался в одном из монастырей Константинополя. Находился в дружеских отношениях с преподобным Иосифом Песнописцем, после смерти которого Еводий написал в его честь канон. Умер в 883 году. Евфимий Зигабен, ссылаясь на его труд, упоминает его как «святого Еводия», поэтому не исключено, что в Византии, два века спустя после своей кончины, он мог почитаться как святой, однако, насколько нам известно, в дошедших до нас святцах его имени нет.

Ввиду того, что подвиг аморийских мучеников представлял собой борьбу Православия с исламом, Еводий изобразил подвиги их преимущественно как богословскую борьбу узников с мусульманами о вере. При этом данные от имени святых подобающие ответы на мусульманские упреки в адрес христианства должны были выглядеть тем более убедительными, что крепость веры была засвидетельствована мученическою кровию исповедников.

Еводий демонстрирует значительную осведомленность как в вероучении, так и в практике мусульманской религии. Он честно берется разрешить наиболее сложные и болезненные вопросы, которые нередко ставили в упрек христианству мусульмане и которые, безусловно, смущали умы и самих византийцев: если ислам Богу не угоден, а христианство угодно, то почему Бог дает мусульманам одерживать победы над христианами? В случае с падением Амория острота этого вопроса была наиболее ощутима.

Осведомленность Еводия в исламе частично объясняется его тщательным изучением предшествующих полемических сочинений. Так, например, он знаком с сочинением преподобного Иоанна Дамаскина и использует некоторые его аргументы.

Еводий также, по-видимому, заимствует две реплики арабов из сохранившегося до нас лишь в славянском пересказе диалога святого Константина Философа и влагает их в уста арабов, спорящих с мучениками.

Кроме этих специальных сочинений, на общее содержание сочинения Еводия оказало влияние слово святителя Василия Великого на 40 Севастийских мучеников, а также история Негранских мучеников[2].

При всем этом Еводий ни в коей мере не является простым компилятором, он творчески осмысляет информацию, полученную из трудов предшественников, развивает, нередко дополняет и перерабатывает их аргументы, вносит собственные сведения об исламе.

«Как образец популярной христианской полемики против торжествующего ислама сочинение весьма замечательно. Оно указывает на близкое знакомство с Кораном и с большим искусством, в доступной форме, выставляет на вид слабые и противные христиански воспитанному чувству стороны мусульманского вероучения и закона. Если перенестись в ту эпоху, когда сочинение появилось, то придется признать его вообще довольно метким и сильным; оно, без сомнения, имело значительную долю влияния на укрепление бодрости в умах порабощенных христиан востока»[3].

И действительно, сочинение Еводия пользовалось большим вниманием последующих авторов. Именно его версию в конце Х века включил в свой менологий преподобный Симеон Метафраст. В том же веке продолжатель хроники преподобного Феофана в описании взятия Амория и последующего мученичества показывает знакомство с текстом Еводия. Один из полемических доводов Еводия приводится у Василия Эмесского в «Житии Феодора Эдесского»[4]. В ХII веке на Еводия прямо ссылается в антиисламской главе своего «Догматического всеоружия» Евфимий Зигабен. Аргумент со ссылкой на пророка Исаию (9: 13–14) используется в «Споре о вере монаха Евфимия с сарацинским философом»[5].
Краткое содержание «Сказания о 42 мучениках Аморийских» монаха Еводия

Сказание начинается длинным вступлением, представляющим обзор событий вооруженной борьбы между христианами и мусульманами, причем говорится, что успех неверных и потери христиан шли параллельно с уклонением Византии от Православия к ереси. Еводий проводит параллели с уклонением в монофелиство и позднее в иконоборчество, с одной стороны, и величайшими поражениями от арабов – с другой.

Продолжая обзор, автор переходит от аморейской династии, возобновившей гонения на иконы, к царю Феофилу. В качестве самого яркого примера бедствий, обрушившихся из-за этого на христиан, Еводий предлагает остановиться на печальной судьбе Амория, по попущению Божиему постигшей город, из которого происходили 42 мученика, взятые в плен агарянами. Халиф Абу Исхак пришел с большой силою к Аморию, осаждал город в продолжении 13 дней, действуя стенобитными орудиями, и наконец овладел им, предал разорению, жителей истребил, а пощадил только и увел с собой в плен вождей семи военных отрядов. Далее описывается тяготы темничного заключения, которому подвергнуты были пленники.

Когда их физическая сила начала ослабевать, халиф стал подсылать к ним своих людей, которые под видом доброжелательного участия льстивыми словами склоняли пленников к отпадению от христианской веры: пусть они, де, пожалеют о своих родных, которые о них там, на родине, сокрушаются, и детей, которые неутешно плачут; ведь можно ограничиться притворным признанием Мухаммеда, это дало бы им возможность впоследствии при удобном случае во время войны опять перебежать к своим и вернуться к родной вере. Коварный совет был отвергнут.

Приходили другие под предлогом подаяния милости и начинали сожалеть и оплакивать бедственное ослепление не знающих силы мусульманского бога, несмотря на явные доказательства его могущества: более 70 000 взятых в плен ромеев были недавно приведены к халифу. Затем, прямо обращаясь к заключенным, искусители удивлялись, почему это они не хотят предпочесть более легкий, удобоносимый и приятный закон пророка Мухаммеда закону Христову. Но пленники обличали безумие соблазнителей, указывая на мерзость и низость чувственных удовольствий магометанского рая, на позорное законодательство, достойное того, кто мог написать о Соломоне, будто он получил мудрость не от Бога, а от дикого петуха и гунд (намеки на суры 31 и 34).

Потом приходили гимнософисты (дервиши?). Они хотели уловить такими рассуждениями: если Бог все может и Он справедлив, то, конечно, Он дает победу и торжество тем, кто лучше исполняет его заповеди; но посмотрим, кто же одерживает победы – ромеи или измаильтяне? Кто наследовал лучшие и плодороднейшие области – вы или мы? На это пленники отвечали вопросом: в случае тяжбы кому следует более верить – тому, кто в пользу свою предоставляет свидетелей, или же тому, кто просто утверждает, что известный участок поля принадлежит ему? Гимнософисты отвечали: конечно, тому, кто ссылается на достоверных свидетелей. И на это получили следующий вопрос: пришествие Христа было предсказано многими пророками, как и вы сами часто допускали и признавали это; но какие же пророки предсказывали о Мухаммеде, который, по-вашему, принес с собою новый, третий, закон?

Тут выступил один из заключенных, по имени Васой, и, желая осмеять противников, сказал, что он знает пророчество, которое относится к Магомету: это слова пророка Исаии, где говориться о главе и хвосте – о князе лицеприятном и о пророке, учащем беззаконию: «Не вопиет разве о беззаконии данная вам заповедь, что отвергший жену по злобе не иначе ее может взять к себе, как под условием, чтобы она сделалась в промежуток женою другого?». Далее он указал на женонеистовство и обжорство при обычном празднестве в ночь после дневного поста (рамадан).

Возвращаясь к аргументам о военных успехах ислама над христианами, узники припомнили, что некогда побеждали и господствовали персы и древние еллины, затем римляне, хотя все они были язычниками и многобожниками; значит, победа не зависит от благочестия. Бывает, что благочестивые побеждают, бывает, что они терпят поражение, но все зависит от Бога; когда Он хочет наказать право верующих за неблагодарность, Он пользуется как орудием нечестивыми и злыми[6]. Гимнософисты воротились к своему князю и объявили об упорстве пленников в своей вере.

Шел уже седьмой год заключения, когда в один день (5 марта) к вечеру у дверей тюрьмы явился некто Воод, некогда находившийся в числе вождей «нашего» войска и знакомый от прежнего времени с заключенными святыми. Он был предателем славного города Амория, отрекся от христианской веры и обратился в ислам. Он кликнул Константина, бывшего нотарием при патрикии Константине, и через скважину потребовал, чтобы никого другого при разговоре не было. Наедине Воод сказал нотарию: «Ты знаешь какую любовь я всегда имел к твоему патрикию издавна; узнав наверное, что халиф решил его завтра убить, если он не согласится вместе с ним сотворить молитву, я прибежал, чтобы подать спасительный совет: убеди его обрезаться, и сам то же сделай; а в душе можете не отступать от христианской веры, и Бог будет к вам милостив по причине постигшей вас крайности».

Константин, изобразив крестное знамение перед устами нечестивца, сказал: «Да посрамит тебя, диавола, Господь Бог, отступи от меня, делатель беззакония». Патрикию на его вопрос он сказал только о предстоявшем приговоре, а о лукавом совете умолчал, опасаясь соблазна, если бы тот поддался внушением страха и сообразил, что от него требуют одного обрезания. Патрикий произнес: «Да будет воля Божия!», – и сделал последние распоряжения, причем завещание было написано рукою нотария; затем пригласил всех сотоварищей ко всенощному славословию.

Утром явился мусульманский сановник и вывел 42 мучеников. Первый вопрос был, сколько времени они находятся взаперти; они отвечали, что он сам знает, сколько: идет уже седьмой год. Сановник сказал: «Из такого долговременного содержания вы должны были познать человеколюбие и сострадание нашего вернейшего халифа; гнев, всегда против врагов вооружающийся, не заставил его давно умертвить вас, не сделал этого и преемник его по достоинству (пока узники томились в темнице, произошла смена халифов). Убедившись в его долготерпении и кротости, вы должны молиться за него и любить его в душе». Ответ: «У нас есть заповеди молиться за обидящих, и мы это делали; а любить, как ты говоришь, не позволяет нам наш пророк, говорящий Богу: ненавидящих Тя, Господи, возненавидех (Пс. 138: 21)». Сановник: «Но как же можно молиться за кого-нибудь, ненавидя его? Вы лжете, говоря, что молитесь за него». Святые: «Мы сказали правду, ибо мы молим за него Бога, чтобы Он внушил ему истинное богопознание – вместо теперешнего, которое не таково. Если бы это случилось, мы стали бы его не только любить, но и почитать – согласно с нашим учителем, сказавшим: мне почтены весьма други Твои, Господи (Пс 138: 17)».

Архонт заметил на это: «Ваша речь относится ко всему нашему народу. Но до того ли неразумны ромейские архонты, что способны думать, будто такая могучая и сильная держава народа, столь великого и мужественного, как наша, могла составиться без божеского провидения?» Святые: «Мы этого не утверждаем, без божеского соизволения никто не может существовать, хотя бы и такой, кто никогда не слыхал имени Божия или даже необузданно поносил его. Мы только утверждаем, что ваше мнение о Боге ошибочно, так как вы, признавая имя Божие и Его величие, клевещете все-таки на Него, почитая Его виновником зла и добра, истины и лжи и т.д.» Сановник возражает: «Что же? Разве вы признаете другого бога как творца зла и греха, разлитых во всем мире? Разве будут два бога – добрый и злой? Как же может держаться мир при их борьбе?» Святые объясняют, что они не другого бога допускают, а только виновником зла именуют одного из ангелов, восставшего против Бога, своего Создателя: по попущению Божиему он бывает испытателем свободной воли человека, склоняемся ли мы к Богу или же увлекаемся внушением его противника. Сарацинский сановник: «Итак, вы не хотите сотворить сегодня молитву с вернейшим халифом? Ибо для этого я послан к вам и знаю, что иные из вас этого желают; и вот, когда прочие увидят, как они будут почтены и прославлены, то будут оплакивать свое неразумие и несчастие».

Святые отвечали, что они молятся об обращении к истинному Богу как халифа, так и самого сановника и всего сарацинского народа от заблуждений безбожного Мухаммеда. Сановник: «Подумайте о том, что вы говорите, дабы после не раскаяться, ибо без великих мучений неверие ваше не будет оставлено». Святые заявили, что они до последнего издыхания не отрекутся от своей веры. Сарацинский сановник на это возразил, что на них самих ляжет вина сиротства их детей и вдовства их жен и будет свидетельствовать против них в день суда. Иначе великий халиф мог бы приказать жалкому их царю прислать их (детей и жен) всех сюда. «Если и теперь вы отстанете от упорства и исповедуете Мухаммеда пророком, вы вскоре увидите подле себя своих близких: женщина (Феодора) ныне владеет Византией, и она не в состоянии будет воспротивиться приказанию великого халифа. О богатстве и деньгах вам нечего заботиться; египетская дань за один год, которую он вам предоставит, достаточна будет для того, чтобы обогатить ваших потомков до десятого колена». Святые возгласили в ответ: «Анафема Мухаммеду и всем признающим его за пророка».

Тогда последовало распоряжение оруженосцам схватить их, связать им руки за спиною и отвести на место казни. Когда они достигли реки Евфрата, сановник позвал сначала одного из них, называемого Кратером, и сказал ему: «Ты был некогда клириком, принадлежа к чину так называемых иереев, но, отвергнув такую степень, ты взялся потом за копье и оружие, убивал людей; что ж ты притворяешься христианином, отрекшись от Христа? Не следует ли тебе лучше обратиться к учению пророка Мухаммеда и у него искать помощи и спасения, когда ты уже не имеешь никакой надежды на дерзновение перед Христом, от которого добровольно отрекся?»

Феодор ответил, что именно поэтому он тем более обязан пролить кровь за Христа, дабы обрести искупление своих прегрешений. Сановник сказал: «Пусть исполниться твое желание». Между тем как палачи-эфиопы точили мечи и размахивали ими, Кратер, имея заботу о патрикии, как бы он не поддался страху, обратился к нему с приглашением – соответственно своему первенствующему положению, доставленному и саном, и красотою доблестей, первым принять венец мученичества. Но патрикий отклонил эту честь, обещая Феодору за ним последовать. Помолившись, Феодор подошел к палачу, и, когда он мужественно и славно скончал свое поприще, остальные святые соответственно своим чинам – как бы это было за царскою трапезой, – уступая один другому надлежащее предпочтение и очередь, все без страха и колебания предали себя на смерть.

В заключении делается их сравнение с 40 севастийскими мучениками и присоединяется молитвенное к ним обращение.
Канон 42 мученикам Аморийским преподобного Иосифа Песнописца

Мученики прославляются как «звезды сияющие, души верных просвещающие и тьму заблуждения рассеивающие» (I, 1), а также «как нежные цветы на луге мистическом… благоухания исполненные, зловонное заблуждение отгоняющие» (VI, 3). «Тьмой заблуждения» называется исламское учение, это один из традиционных эпитетов для него в византийской полемической литературе. Как духовно победившие ислам мученики почитаются небесными заступниками православных христиан в их противостоянии с мусульманами.

Засвидетельствовав смертью верность Христу, мученики духовно победили врагов: «Подражая божественным трем отрокам, плененным некогда в Вавилоне, как плененные ненавистными [агарянами]… вы, победные мученики, пленили врага, [повергнув его] в великое замешательство» (VII, 2). Вероятно, имеется в виду удивление мусульман тем фактом, что мученики принятию ислама предпочли остаться христианами и умереть. Возможно также, что под врагом здесь имеется в виду сатана, пытавшийся через мусульман соблазнить мучеников.
Канон 42 мученикам Аморийским Игнатия

Кроме канона, написанного преподобным Иосифом, есть еще иной канон Аморийским мученикам, написанный песнописцем Игнатием. Если первый ныне употребляется в греческих Церквах, то второй находится в богослужебном употреблении у славянских Поместных Церквей.

В каноне говорится, что мученики своим подвигом «разрушили варварского безбожия мрачное злочестие» (III, 2), «иссушили мутные потоки прелести» и «благочестно отринули скверну нечестия» (VI, 2, 3). В икосе мученики ублажаются как те, кто «от [всей] души возненавидели и возгнушались агарянской безбожной веры и прелести лютого беса», а о мусульманах говорится как о врагах, ненавидящих Христа-Бога: «Исмаил пребезумный, отвергнувший богомудрые учения Христовы, был посрамлен» (VII, 4).

В стихирах говорится, что мученики «светлостию страдания просветили всю землю и разрушили тьму заблуждения». Халиф именуется «зверем злоименитым». В стихирах на стиховне мучеников просят: «Молитвами вашими сокрушите свирепство безбожных агарян и от всякого обстояния избавьте людей благочестно думающих». Стихиры надписаны в Минее как «творение Сикеота», но это не может принадлежать известному песнописцу святому Феодору Сикеоту (+ 613).

И оба канона, и стихиры выражают убеждение в том, что мученики, духовно победив мусульман, теперь, будучи с Богом, имеют особую власть помогать христианам в вынужденном противоборстве с исламом.

Примечания:
[1] Лопарев Х.М. Греческие жития святых VIII–IX вв. Петроград, 1914. С. 76.
[2] Никитин П. Объяснительные примечания // Сказания о 42 аморийских мучениках. СПб., 1905. С. 275.
[3] Васильевский В.Г. Супрасльская минея // Сказания о 42 аморийских мучениках. С. 110.
[4] Никитин П. Объяснительные примечания. С. 251.
[5] Khoury A.-T. Les theologiens byzantine contre l’Islam. Paris, 1969. Р. 170.
[6] При этом святые рассуждали не совсем согласно с идеями автора, высказанными в введении к «Сказанию…».

Источник: Православие.RU